Выстреливаю пулеметной очередью и вздергиваю подбородок, отсчитывая секунды до необратимости. Интересно, что напишет судмедэксперт? Она умерла от множественных ран, нанесенных тупым предметом? Или острым? Или причина смерти в асфиксии, потому что Баринову Александру Кирилловну сейчас придушат? Или утопят?
Но Зимин-младший не делает ни первое, ни второе, ни третье. Он выпрямляется, самодовольно изгибает смоляную бровь и четко выверенным движением подцепляет узел на полотенце, отчего ткань разматывается и, облизав его ноги, падает на пол. Я же очень стараюсь не опускать взгляд ниже его носа.
– Посмотрим, Саша.
Бросает спокойно и расслабленно Мот и максимально неторопливо огибает меня, задев плечом. Вынуждая дернуться от разряда электрического тока, прошившего мое тело от макушки до пяток, и нервно прикусить губу, чтобы не разразиться истеричным воплем и не разбудить спящую в моей комнате маму.
И, закрыв чертову дверь на ключ, я заскакиваю в душевую кабину и встаю под мощную струю ледяной воды. Ожесточенно тру кожу мочалкой, пытаясь избавиться от невидимых следов, оставшихся после прикосновения Зимина. Слишком долго смываю с себя хлопья пены и до последнего не хочу покидать мое временное убежище. Только настойчивый стук в дверь намекает, что прогулять пары мне никто сегодня не даст.
– Сашенька, дочка! Что ты так долго? Матвей уже заждался тебя в гараже.
Перекрикивает шум стучащих о пластик капель мама, добивается обещания поторопиться и, конечно же, не видит, как испуганно я вцепляюсь в предплечья и прислоняюсь лбом к стене душевой, готовясь к очередному раунду измотавшего меня противостояния.
Глава 9
Мот
Делаю глубокий вдох, а перед глазами до сих пор разноцветные круги пляшут. Пальцы на автомате перебирают звенья брелока, а в мозгу вертятся варианты, как расстроить свадьбу отца и Бариновой.
Сжечь паспорта. Взорвать загс. Связать Сашку, заклеить ей скотчем рот, запихнуть в чемодан и отправить куда-нибудь на Камчатку, как особо ценный груз.
От ярких образов, нарисованных воображением, настроение с отметки «отвратительно» переползает на отметку просто «фигово», а губы сами искривляются в ухмылке садиста-маньяка. И я выуживаю из кармана джинсов мобильник, кликаю по красно-белой иконке и на полном серьезе просматриваю поезда дальнего направления.
Москва-Владивосток. Отличный ведь рейс.
Зависаю, едва не нажав «забронировать», и резко оборачиваюсь, услышав неуклюжий шорох за спиной, чтобы уткнуться равнодушным взглядом в Веру Викторовну. Чуть ниже Александры, все еще стройная, с такими же тонкими запястьями и острым подбородком, эта женщина определенно способна заинтересовать представителей мужского пола. Только вот меня бесит, что она пытается занять место возле моего отца.
Не принадлежащее ей место.
– Матвей, возьми. У вас пары сегодня допоздна.
Протягивает пластиковый лоток с кружевными ажурными блинчиками она, а меня, как щепку, швыряет в водоворот из причиняющих боль воспоминаний. Несколько лет назад мама вот так же собирала для меня в школу отбивные и сэндвичи, пекла шедевральные торты и отказывалась нанимать повара.
Твою ж…
– Спасибо.
Проглотив пару ложек несуществующего битого стекла, я выталкиваю онемевшим языком и принимаю из заботливых рук запотевшую посудину, пристроив ее на заднем сидении. А потом запыхавшаяся Сашка влетает в гараж и избавляет меня от необходимости продолжать беседу, в которой нам всем неуютно.
И уже через пять минут я оставляю и двухэтажный дом, и улыбчивую Веру Викторовну в теплом домашнем костюме далеко позади и до упора топлю педаль газа, пытаясь отвлечься и найти в скорости привычное успокоение.
Правда, Баринова-младшая совсем не облегчает мне задачу, запутываясь тонкими пальцами в еще влажных после душа волосах и прожигая мой висок своими огромными синими глазами.
– Я не знаю, что случилось между твоими родителями, Матвей, – берет небольшую паузу Саша, чувствуя, что ступила на тонкий лед моего терпения, обнимает себя за плечи и негромко произносит: – но моя мама любит Сергея Федоровича, и она заслуживает, чтобы ты дал ей шанс.
Дышит неровно, скользит ладонями по белому удлиненному пиджаку и ждет, что я ей на это отвечу. Но я упрямо молчу, укладывая стрелку спидометра до талого, и врубаю радио, где взорвавшие чарты группа поет что-то про юность и соседей.
Лимит моего красноречия исчерпан, Саша.
– Выходи.
Торможу у перекрестка икс, где обычно высаживаю Баринову, и наклоняюсь к ней, чтобы распахнуть дверь и быстрее избавиться от общества будущей сводной сестры.