Но я не попал. Точнее попал, только вот, увы, в своего напарника. Пуля прошлась по его плечу, заставив Фрэдди выгнуться от боли дугой и выпустить из своего захвата беглеца. И тот, воспользовавшись моментом, тут же огрел несчастного по голове своей проклятой дубинкой. Когда мужик подскочил на ноги и уже припустил в сторону, я выстрелил ему в правую ногу. Он взвыл, покосился, но продолжил свой марафон на уцелевшей ноге. Тогда я, без сомнений и жалости, прострелил и вторую. Когда я подошел к нему, - он еще полз. Взглянув в это обезумевшее красное лицо, я пустил третью пулю. На этот раз точно в голову.
Фрэдди лежал без движения и вообще почти не дышал. Я вызвал скорую и подмогу по рации, но надежды все равно уже не было. Едва ли у тебя есть шанс выжить, когда пол твоей головы снесли десятикилограммовой дубиной. Такая лужа крови натекла... Господь. Я стоял над ним и представлял, как его тело кладут на каталку, везут в реанимацию... Я наставил на него пистолет, совершенно серьезно думая спустить курок. Я говорил себе, что облегчу его страдания, но, где-то в глубине души, я просто надеялся его убить. Почему? Тогда я не мог объяснить себе этой жажды его крови, но сейчас-то я понимаю, что что-то необъяснимое во мне вожделело смерти этого парня, чтобы доказать себе, ему, окружающим, что вера во что-то идеальное и чистое обречена на истребление.
Фрэд не захотел убивать того, кто, в конечном итоге, убил его. Такая ирония. Я рассмеялся и опустился рядом с его еле живым телом. Мне было так весело, что я едва держался, чтобы не упасть в сухую, как камень, землю лицом и не захлебнуться собственным хохотом. Слышишь, Бродяга, прикинь, я никогда раньше не убивал кого-либо... А сейчас я фактически прикончил двух людей, а мне хоть бы хны!
Фрэда так и не спасли. У него не было ни родственников, ни жены с детьми, так что не пришлось никому заглядывать в глаза и слезно извиняться, и слава богу. Честно говоря, меня в последствии не мучила ни совесть, ни тоска по этому полоумному. Я все так же крепко спал и не рефлексировал по вечерам с бутылкой вермута, нет. Но плохая слава, которая в итоге у меня потом образовалась, мешала мне за малым меньше, чем фанатичный напарник. Криминалисты, конечно же, нашли пулю из моего пистолета в теле Фрэда. Знаешь, обычно в таких ситуациях в полиции не поднимается шума, так как при исполнении может произойти всякое... Никто, конечно, не стал разбираться, что там произошло. Моих слов, что преступник прикрывался телом Фрэда от моих пуль, было достаточно. Но в участке никто не поверил. В какой-то момент ко мне прицепилась кличка «Злой напарник». Это только звучит смешно, Бродяга, а ты, мать его, поживи с этой кличкой пару тройку лет!.. Господь, да никто не любил этого идиота, честно говорю! Все посмеивались над ним и радовались, что этот геморрой свалился именно на мою задницу, а не на чью-то еще. Я уверен, поработай кто-нибудь из этих крыс с ним вместо меня хоть полгода, они бы придушили его собственным поясом от брюк! Но всем, почему-то, так понравилось меня ненавидеть и бояться, что об этом Фрэде тут же забыли. А меня запомнили.
Ко мне в напарники, естественно, идти никто не хотел. Не в наших правилах отказываться от напарников, но от меня отказывались все, кому не лень. Я проходил в одиночестве года три, и, знаешь, такая обособленность меня совершенно не напрягала. Я был совершенно доволен своим положением, даже репутация особо не тревожила меня, пока в один необыкновенный день в наш участок не заявился мой чертовски необыкновенный второй напарник.
Его звали Роберт. О нем был наслышан я, большая часть нашего участка, да и, в общем-то, большая часть города тоже. Ему было между пятьюдесятью и шестьюдесятью; пенсионный возраст, можно сказать, но от одного взгляда на него ты чувствовал себя немощным мальчишкой. Он был высоким, да и вообще довольно мощным человеком, фигура внушала уважение.
Я совершенно не представляю, на кой черт он согласился связаться со мной. Никто не соглашался, а он - согласился. Этот человек за тридцать лет службы столько успел сделать, отвечаю, он мог бы сойти за супергероя. Убери эту ехидную ухмылку, Бродяга, я серьезно!
Если ты думаешь, что я сейчас скажу тебе, мол, он стал мне отцом или наставником, он изменил меня, сделал лучше и так далее, то ты сильно ошибаешься. Мы пробыли с ним в напарниках не больше полугода... Я не смогу описать то, что происходило, когда мы сотрудничали вместе... Было как-то странно. Мы не задавали друг другу лишних вопросов, мы почти не общались. Каждый занимался своим делом, пока не наступал момент, когда мы должны были сотрудничать. В такие часы Роб тут же брал на себя командование, и я был совершенно не против его слушаться. Мы выполняли все задания на отлично.