Я помню, как однажды мы сидели в машине, и случайно завязался разговор. Ночь была длинная, мы организовали слежку за одним кадром, и впереди было несметное количество часов, полных скуки. Разговор начался сам собой, а потом он вообще принял неприлично глобальные обороты. Мы разговорились о фобиях, страхах, и внезапно обычно неразговорчивого старика прошибло на целую тираду. Он смотрел мне прямо в душу и говорил: «Люди на самом деле не боятся ничего из того, чего принято сейчас бояться. Ни высоты, ни пауков, ни моря, ни темноты, не войны, ни прочих вещей. Человек создан бояться лишь одной вещи на этом свете, - смерти. Все остальные страхи - лишь побочные самого главного и единственного. Боишься высоты - нет, боишься упасть и разбиться насмерть. Боишься пауков? А вдруг они смертельно ядовиты? Боишься... да чего угодно боишься лишь потому, что это грозит смертью. Это не новость, не сенсация, что человечество боится смерти, оно создано, чтобы ее бояться. Хантер, ты просто подумай, чтобы случилось с этим миром, если бы человек перестал ее бояться?». На этой фразе тогдашний наш разговор по воле случая оборвался, и мы больше к нему не возвращались. Но эти слова на всю оставшуюся жизнь запали мне в душу, уж не знаю, почему.
Мы еще недолго работали вместе после этого, чтобы я смог хоть немного понять этого человека. Как-то нас определили в группу захвата: террористы захватили среднюю школу в центре города. Заложники - сотни перепуганных детей, глядящих во все глаза на трупы расстрелянных учителей. Я тебе честно скажу, я едва не умирал со страху, когда мы пробирались в школу через подвал, в котором был старый заброшенный вход с улицы. Мы были в полном обмундировании, а я едва не наделал в штаны, когда пробрался в пустые коридоры этой проклятой школы. Я готов был тут же сбежать оттуда, послав в пекло всех террористов с их оружием, к черту незнакомых мне детей, которых бы я там с легкостью бросил. Все равно в глаза родителей смотреть не мне. Но я не сбежал лишь потому, что рядом шел Роберт, и его холодный, спокойный вид как-то останавливал меня от бегства. Ну да, я трус, прекрати на меня так смотреть и слушай дальше.
Не помню уже, как это произошло и отчего, для меня весь тот день до сих пор в каком-то красном тумане... Кажется, я ослушался или просто перепутал со страху слова командира, но я свернул не в ту сторону, в которую нужно было. Роберт пошел за мной... Когда опомнился, этот придурок с ружьем уже выстрелил в мена, и, в последний момент, что-то сбило меня с ног, отбросив в сторону. Я на автомате выстрелил в этого проклятого террориста, прямо в лоб, успел заметить, что ему не больше двадцати. Когда я поднялся, увидел, что на том месте, где я стоял секунды назад, лежит Роб, зажимая грудную клетку руками, сквозь которые просачивается кровь.
Я наклонился над ним, заглядывая в глаза. И именно в этот момент ноги мои подкосились от небывалого ужаса. Я грохнулся рядом, едва живой и соображающий, - смотрел во все глаза на старика. Пуля пробила ему легкое, это понять было не трудно по его мокрому хрипу из носа. Боль адская, поверь мне, легче сразу влить в себя литра три кислоты. А этот старик, который совершенно недавно, в машине, говорил мне про страх смерти, на котором чуть ли не все мироздание держится, стоял на самом пороге гибели и смотрел впереди себя с жуткой уверенностью и смелостью. Ты когда-нибудь видел человека, который умирает, а ему не страшно?! Поверь мне, Бродяга, я в жизни не видел ничего страшнее, а уж я успел насмотреться всякого дерьма в этой жизни. Что это был за человек?.. Я чуть не сошел с ума, а он посмотрел на меня с таким спокойствием и молча показал пальцем на свой висок. Мол, выстрели, чтобы не мучился.
И я выстрелил.
Смерть Роба конечно потрясла меня. Может, кто-то бы подумал, что я захотел стать таким же человеком или что-то вроде того. Может, тоже отважился не бояться смерти, но все это бред! Вновь ничего не надломилось во мне. Да, я стал хуже спать, и любой интерес к жизни пропал во мне на прочь. Но изменился ли я? Возможно, что-то там, внутри, что не доступно для осознания, и переменилось, но я не почувствовал этого. Все шло своим чередом, я все еще был копом, и все вокруг не хотели даже подходить ко мне на расстояние выстрела, что не особо меня волновало. Мне было двадцать восемь, Йен. Я не хотел жить, я не хотел умирать.
Чуть позже произошло кое-что, что действительно наконец перевернуло мою жизнь, а вместе с ней и меня. Я патрулировал район в одиночестве, когда поступил вызов. Вооруженное ограбление магазина, всего двое воров с одним пистолетом на двоих, - я должен был справиться. Я, не особо раздумывая, поехал на место. Я не знал, как выглядят эти воры, зачем они грабят продуктовый магазин на отшибе, я не знал их имен и вообще чего-либо. Но я достал пистолет и снял его с предохранителя, потому что я точно знал, что, если какой-нибудь придурок наставит на меня дуло, я тут же прошибу ему пулей лоб. Не раздумывая.