Голод. Я так изголодался.
Пока сознание дремало в стороне, пытаясь осознать тот ужас, что заставляли его переживать изо дня день, пока сознание латало раны, нанесенные ему, тело никогда не теряло бдительности. Оно переживало. Оно охотилось, оно выживало, как могло. Гонимое голодом, вечной и неутолимой жаждой к пропитанию, оно шло на охоту, за добычей. Человек придумал слова, записал их на бумаге. Человек дал всему свои имена. Человек любит давать очень много имен одним и тем же вещам.
Человек называет яростью, злостью, ненавистью, жаждой мести, азартом, жадностью, гневом и какими только другими именами одну единственную вещь, которая никогда не оставит его в покое.
Голод.
Как же мы глупы, как же мы все еще наивны и неразумны. Вот почему мы боимся темноты. Потому что в темноте всегда есть кто-то, кто сейчас, прямо сейчас, охотится на тебя. Скажешь нет? А ты оглянись и присмотрись. Этот мир создан так, здесь так заведено, это основы, которые глупо оспаривать.
Голод.
И сейчас из темноты раздавался голос, которого мое тело боялось больше всего на свете. Оно нетерпеливо дрожало, словно боевая псина на привязи, которую истязает хозяин и морит голодом, чтобы она была злее и страшнее в бою. Но я человек. Я человек. Я же человек?..
- Просыпайся, - заботливо сказал голос, отдаляясь. - Скоро я тебя позову на охоту.
Я голод.
* * *
Мокрые пряди волос едва касались кончиками влажного асфальта. Темно-алая жидкость струилась по ним вниз, медленно и лениво спускаясь на землю и растворяясь там в луже, в которой отражался небосвод, окрашенный в самые мрачные и пугающие бардовые оттенки, готовый вот-вот разразиться кровавым дождем, в этой же луже отражались и дома, нависшие по бокам, словно колья смятой клетки, и опухшее, круглое девичье лицо, полнившееся невыносимой болью и ужасом. Ее хрупкую, неширокую спину пробил насквозь зубец кованной решетки, окрасив заточенный наконечник стрелы в отливающий масленый оттенок. Позвонки синими болезненными пятнами выделялись на спине несчастной, ребра волнами натягивали ее желтеющую кожу. Руки, изломанные и истерзанные, словно они были последней преградой между чудовищем и девушкой, и та защищалась ими, прикрывая свое лицо, сейчас свисали бесполезными прутиками вниз. Мир вокруг был серым и бездушным, - все было серым, и вокруг ни единой живой души этим ранним утром.
Кроме двух охотников, нависших над безжизненным телом и взирающим на него своими суровыми глазами, полными профессионального безразличия.
Дождь заставал напарников врасплох каждый раз. Он то отступал, то вновь атаковывал людей раз за разом, обжигая их по плечам и лицам ударами своих водяных плетей. Волосы Джин промокли насквозь, и некоторые пряди прилипли к ее щекам и шее. Девушка скрестила руки на груди, насупившись, необыкновенно тихая для самой себя. Рядом стоял Томсон, натянув капюшон до самого носа.
Они стояли и смотрели на холодный труп невинной жертвы той твари, за которой они гонялись уже третий месяц.
- Двадцать шестая.
Йен не давал Джинджер сбиться со счету - он всегда знал точную цифру жертв их цели. Каждый раз он произносил это тихо и спокойно, но Уилсон ни на секунду не сомневалась, что с каждой новой цифрой ему это делать становилось все труднее и труднее. Ей было тревожно представлять, каким голосом он произнесет тридцатую цифру, к которой неумолимо двигался счет.
Томсон подошел к телу девушки, снизывая его с решетки и бережно опуская на асфальт. Кровь запачкала ему ладони. Юноша присел рядом на корточки, убирая с лица жертвы пряди волос. После он достал из кармана сигарету и как следует затянулся. Охотница крепче сцепила руки, прикрывая глаза от усталости. Пятый час утра.
Три месяца салок с самим дьяволом, и все это время он был безупречен, он был всегда на шаг впереди, он лидировал со счетом двадцать шесть - ноль, и, казалось, даже сейчас он стоял за их спинами, довольно скалясь своему совершенству. Эта картина повторялась вот уже в который раз, полностью идентичная предыдущим: дождь, охотники и свежая смерть. Все средства исчерпаны, все действия совершенны, а результатов по-прежнему не было.
Джин заметила, как Томсон перевел плечами, и это ей безумно не понравилось: она знала совершенно точно, о чем подумал в тот момент ее напарник.
- О, Томсон, - предупреждающе-тихим тоном сказала она, напрягаясь, - это очень дерьмовая идея...