— И что? — Спрашиваю и вырываю свой подбородок из холодных пальцев.
— И то! Ты теперь в моей власти, пока.
— Зачем я тебе? Информацией не владею, искать и обменивать меня не станут, обращать в зомби бесполезно, быстрей сама себе башку сверну, чем стану кидаться на других, сожрать? — Сделала я вывод. — Так сожрал бы уже, ну или уже бы под-надкусал, так зачем?
— Умная?
— Нет, логически смышлёная.
— И смелая!
— Что-то на «вроде». — Еще один псих на мою голову? Да без проблем, я маленькая, но стойкая. Самовнушение, как говорит Лис, сила мощная.
— И смерти не боишься?
— Я? Не знаю, но тебя я точно не боюсь. — О, да не надо меня убивать глазами, проходила, знаю и этот осмысленный, расчетливый и жестокий взгляд, теряется по сравнению с безумием желтых хладнокровных глаз.
— Ого! Да ты настоящее сокровище! — И он с размаха бьет мне кулаком в челюсть, ошибка первая, или не ошибка?
Я же сейчас беспомощна, цепляюсь за мысли, не давая тьме просочиться в сознание в купе с болью, ищу точку на полу, за которую могу зацепить взгляд. После успокоения звона в голове сплевываю кровь и шевелю челюстью пытаясь выяснить, не сломана ли.
— А теперь?
— А что, что-то изменилось? — Смаргиваю, черные точки перед глазами и всеми силами цепляюсь за ускользающее сознание. С меня хватит роли жертвы, плевать, пусть убивает.
Второй удар в туже скулу, и я опять чуть не захлебываюсь собственной кровью. Кажется, этот недоделок своим кулачищем цепляет мой нос, крови становится больше. Да, синяк будет знатный, но когда я такого боялась? Правильно, я всегда больше переживала за свое выживание, а не за расцветку на бледной коже.
— Еще?
— Да похуй.
— И правда, смелая. — Удар и, слава богу, что теперь в другую скулу.
— Еще один, и прости мужик, я не сдержусь и свалю в очередной обморок, а когда очухаюсь, поверь моему горькому опыту, ничего не изменится!
— Еще и борзая? Ух, мне уже не хочется расставаться с тобой!
— К сожалению, наши желания не совпадают, и я бы с большим удовольствием избавилась от такой компании.
Опять удар, но он уже не такой сильный. Видимо игрушка интересней в сознании, и этот удар больше направлен показать кто тут главный, унизить меня.
Я в ответ только улыбаюсь и всерьез задумываюсь над тем, что получала слишком много ударов за свою жизнь. Столько раз была униженной и растоптанной, что весь этот фарс, разыгрываемый сейчас в этом блеклом помещении ни хрена меня не впечатляет. И суровый дядька с милой улыбочкой кажется всего лишь каким-то сраным плодом моего воображения. Я умру?
Да, я однозначно здесь умру, и мне похуй, потому что уже давно готова к этому, потому что надеялась на это с тех пор, как впервые стала выходить ночью на охоту за такими тварями, потому что моя жизнь всегда больше походила на огромную выгребную яму с дерьмом. Просто в какие-то моменты этого дерьма становилось меньше, ну, или больше, в зависимости от ситуации. Просто потому, что точно уже уверена в том, что за Сашкой присмотрят и, возможно, у него получится лучше жить чем у меня, ну и потому что смогла простить свой самый страшный кошмар. Простить ему все и забыть ненависть к нему.
— Что, сжалился, или силы в твоем возрасте уже не те? — Я проглатываю тягучие слюни с острым привкусом железа, и сдерживаю позывы желудка очиститься, а дядька опять замахивается. И я блядь готова, действительно готова получить еще один удар.
— Визир, ты убьешь девчонку. — Останавливает крик движение руки, а мужчина расплывается в еще большей улыбке. Хотя куда уж больше, мне кажется, у него уже скоро рот порвется от этого ебанного ехидства.
— Ох, любовь моя, ты снова со мной разговариваешь? — Столько пафоса в голосе, и он оборачивается к женщине, а та под его прямым взглядом тушуется, опускает голову, а вслед за ней опускается и так сгорбленная спина. — И опять в роли моей давно утерянной совести? — Мужчина встает со стула приближается к кровати и немного наклоняется над ней.
Женщина не отвечает, не поднимает головы и это блядь мне серьезно напоминает себя в прошлом. Поза смирения, сломанного человека, женщины готовой к ударам, смирившейся с ними и принимающей их как должное. Неужели я выглядела так?
Да. Однозначно.
— Что и все, любимая? Запал прошел? Ну, давай, я хочу услышать твое наставление меня на путь истинного всепрощения! — Нет, он ни бьет ее, ни прикасается, ни единым пальцем, но это и не нужно, женщина от его интонаций сжимается и подбирается, и я понимаю эти движения как никто.
С каких пор я перестала быть эгоисткой? С каких пор я хочу отвлечь удар на себя? Не знаю, сейчас в моей жизни много непривычного и странного, и спасибо за это Шакалу.
— Слышь, хрен, а у тебя руки только на беззащитных женщин поднимаются? Может развяжешь и попробуешь со мной? — Пытаюсь я отвлечь этого изверга.
— Оу, у меня на женщин и кое-что другое поднимается! — Он не поворачивается, он продолжает давить на женщину нависающей фигурой.
Жуть, даже думать не хочу на что способно больное воображение отрешенного, и сколько из его фантазий воплотилось в жизнь благодаря этой женщине.
— Ну, кто бы сомневался… — Я морщусь от картины, где это чудовище насилует эту женщину. — Но вопрос был другим. — Но у меня не получается, он даже не оборачивается в мою сторону.
— Любимая, так ты мне не ответила, а, в прочем не важно, у меня еще дела, девочки, но мы продолжим, обязательно продолжим, как я вернусь!
Мужик выходит, гаснет яркий свет большой люминесцентной лампы, погружая помещение во мрак, я опускаю гудящую голову на ключицы, максимально стараюсь расслабить сведенные в спазме мышцы рук и хочу хоть немного поспать, перед вторым раундом.
— Вы осуждаете меня? — Раздается шепот от женщины.
— За что?
— За то, что толком не смогла вас защитить. — Нет, я, как ни кто другой понимаю желание выжить любой ценой. Эгоистичное желание, которое отключает все человеческое.
— Нет. Кто я такая для этого.
— Вы, пожалуйста, ему больше не перечьте, и он не станет вас так часто бить.
— Часто? Бля, по слабости в моем теле ему скоро и бить не придется. А какая мне разница сейчас сдохнуть или помучиться подольше?
— Вы так уверены, что умрете? — А что есть надежда на спасение? Господи прости, но моя ебанная жизнь никогда сказкой не была, а больше смахивала на трагедию.
— Да.
— Он вас не убьет, я слышала, что скоро сюда приедет ведьма и заберет вас.
— Вау, мне есть для чего жить! Познакомиться еще с кем-нибудь перед чертовой смертью! Зачем?
— Не знаю, я это нечаянно услышала.
— Понятно. Вы-то тут какими судьбами оказались?
— Как и вы. — Она шумно выдыхает, слышится скрип досок ее ложа, слышится звон тонких блестящих цепей и опять вздох. Тяжелый, решающийся. Я знаю это дыхание, это попытка поиска смелости в себе, желание высказать то, что наболело где-то там, в душе, и я не тороплю, не спрашиваю, только жду. — Мне было двадцать пять, когда я впервые встретила Визира в Абу-Даби, на отдыхе в Убежище. Красивый, импозантный, он привлекал внимание и я влюбилась. Тридцать лет. Мы прожили вместе, душа в душу тридцать лет, пока он не познакомился с Сарифом. Его друг был странным и очень, скрытным мужчиной, который все чаще задерживался в нашем имении и все чаще увозил с собой мужа неизвестно куда. — Личная информация, настолько личная, что я не удивилась длинной паузе в середине рассказа. Она необходима ей, для того чтобы вспомнить и постараться безболезненно пережить. — В последний раз, его не было с нами целый год. Я объезжала все близлежащие Убежища, искала его, и почти потеряла надежду найти, одно грело. — Она подняла голову, демонстрируя тату на шее, очень похожее на колючую проволоку и практически выцветшую, а может это обман зрения, света практически нет. — Раньше это было виноградной лозой, но за несколько ночей до его появления вязь изменилась, и это испугало меня. Я отправила сына к родственникам, а чуть позже меня выкрали и отвезли к мужу.