Не знаю, что надеялась выяснить Лис у женщины, а я шла только за одним — попрощаться. Пытаться достучаться, пытаться объяснять бесполезно, если этого не хочет сам человек, а больше я помочь ничем не смогу, только попрощаться.
Я не ожидала, что Лис приведет меня не к палате, а к тюремному блоку, как и не ожидала того, что двери этого блока будут открыты. На мой недоумевающий взгляд Лис только пожала плечами и вошла в камеру.
В камере было тихо и по невероятному стечению обстоятельств уютно. Бежевые обои, деревянная мебель цвета светлого дуба, мягкий ворсистый ковер перед кроватью, рядом тумбочка и красивое бра устилавшее россыпью маленьких капелек света половину стены. И женщина посреди кровати, свернувшаяся в позу эмбриона, и обнимающая свои коленки в светлых словно больничных брюках.
— Здравствуйте. — Прошептала я, полагая, что человек, который привык общаться полушёпотом, испугается громких звуков.
— Это ты? — Спросила таким же шепотом, не поднимая головы.
— Да, и меня зовут Вика. — Я неуместно потопталась, увидев одиноко стоящий недалеко стул, поднесла его ближе и присела. О чем говорить? Не знаю, да и нужны ли ей эти слова?
— А меня Роза, и ты была права.
— В чем?
— Его не изменить. Мне дали возможность с ним поговорить, и знаешь, он попытался меня убить. Думает, что мне известно много лишнего. — Я посмотрела на Лис, а та только развела руками и оперлась спиной на стенку. Молчаливый наблюдатель.
— Но это не изменило ваше отношение к нему? Я права?
— Права, и изменить это уже не получится.
— Может, стоит все же попытаться? Мир не стоит на месте.
— Без него — мой мир рухнет. Его скоро убьют. Ты знала?
— Не знала, но догадывалась, и я не могу за это осуждать, не имею право.
— Знаю. — Полушёпот обреченного человека врезается в мозг, который пытается найти уйму причин для жизни, найти выход, помочь. А нужна ли эта помощь? — Все, что я знаю, это то, что Сариф называет себя первым неудачным сыном Каина. Его укусы делают отрешенных разумными, но делает это он крайне редко. Меня обращать он отказался. Это все что мне известно. — Она замолчала, сделала несколько судорожных вздохов и, сжавшись еще больше продолжила. — Сариф был редким гостем, но всегда появлялся только в сопровождении с рыжей ведьмой Бри. — Она приподняла голову и посмотрела на меня.
— Хорошо. — Что нужно было сказать? Что мне не нужны ее знания? Что я не затем, чтобы вести допрос?
— Не совершайте моих ошибок и окажите милость? — Женщина встает с кровати, выпрямляет свою спину, так что ее осанка принимает благородные изгибы, ровные гордые плечи и высокий рост. Я вижу, как она на доли секунд теряется от своего роста и тут же, словно вспомнив что-то, поднимает взгляд на меня. Мне кажется, что от этих карих глаз сейчас должно вылиться куча свойственного людям с такими царскими осанками высокомерия, превосходства, но нет. Взгляд этот потухший, пустой. — Я видела, как он смотрел на вас, перед тем как забрать. Видела этот взгляд безумца, такие не отпускают. Сломают, и сами сломаются, но не отпустят. Не представляю что вас связывает, но мой вам совет — уходите, бегите, как можно дальше. Они не меняются, ваши слова — правильные слова. — Роза смотрит на меня и подходит. Встает на колени предо мной и опускает голову к полу. — Я не хочу спасения и я готова к смерти. Давно готова, и хочу, чтобы вы оборвали мою жизнь. — Я настолько резко отшатываюсь от нее, что чуть не валюсь со стула, а потом еще быстрее соскакиваю и отодвигаюсь. Ни хочу этого делать. Я не убиваю слабых. — Пож… — Она обрывает фразу, откидывает назад свою голову, закругляет лопатки, выгибается в спине и сильно кричит. Мы с Лис успеваем подхватить замершее в спазме боли тело, и я вижу росчерки темных вен, которые как живые канаты вздуваются по ее рукам, оплетают и устремляются к вязи из бурой, словно ржавой колючей проволоки. Она немного темнеет и тут же на глазах рассасывается, оставляя после себя красноватую, чуть припухшую кожу. — Вот и все. — Говорит Роза сквозь слезы, а я поднимаю недоумевающий взгляд на Лису.
— Ее пара умерла. — Поясняет мне Лис.
— Пожалуйста, хочу умереть от понимающей меня руки. Я догадываюсь, что когда-то и ты готова была просить смерти, в твоих глазах слишком много понимания. — Шепчет женщина, и даже не пытается вышаркать водопад слез со скул, которые стекают непрерывными ручейками на футболку, впитываются в светлую ткань, образуя темное пятно.
А я молчу. Не шевелюсь, не дышу, и я действительно понимаю ее просьбы, понимаю, как никто другой, но я не могу. Убить опасное существо, которое кидается на тебя? Нет проблем. Убить безвольную жертву обстоятельств, даже по ее просьбе? Увольте, я не настолько закоченела в душе.
Стою, смотрю на этот покорный силуэт, стоящий на коленях и пытаюсь побороть зарождающуюся панику, пытаюсь вывести тело из ступора, в котором его разрывает на части. Жалость и долбанная совесть. Она — это еще одно больное существо перед моими глазами. На коленях, и таких лучше жалеть и освобождать. Но почему эта сомнительная честь выпала мне? Потому, что понимаю? Да хуй с этим пониманием, но тогда почему я не могу заставить себя вымолвить отказ? Ядерная смесь. А Лис уже все решила. За всех. Она тихо подходит со спины и в мою дрожащую ладонь ложится один из ее любовников. Холодный метал обжигает вспотевшие пальцы.
— Внутри меня пустота, в том месте, где был он, и эта пустота пожирает, а сил терпеть, уже нет. Не думай, мои колени приклонены не перед тобой, я отдают дань моей любви. Большой части меня, которая ушла.
Слышу, я все, черт возьми, слышу. Кукла не может жить без кукловода. Тогда отчего же меня убивает эта неправильность? Почему мои пальцы впиваются в гладь рукояти кинжала? Почему не могу разжать пальцы, развернуться и покинуть тюремный бокс с такой ебанной, умиротворяющей обстановкой?
Потому, что должна. Потому что не я Господь Бог, чтобы менять чьи-то жизненные пути, менять принятое не мной решение. Потому, что понимаю эту безысходность, в которой видится только один путь — путь, где жизнь идет своим чередом, но уже без тебя. Путь, в котором смерть воспринимается как избавление.
И я выпускаю всю свою силу, расплескиваю ее не только в этом замкнутом помещении, везде, куда она сможет достать. Хочу, чтобы весь мир остановился, пока я буду брать на душу еще один грех. Как свой собственный. Пусть ее душа останется чистой. Женщина умрет от холодного метала, и я всеми фибрами души хочу сделать это безболезненно и правильно.
Не знаю откуда у меня берутся силы чтобы сделать шаг, один шаг, который приблизит меня настолько близко, что замёрзшая фигура женщины практически уткнется лбом в мои колени. Я опущусь рядом, приклоню колени, последний раз взгляну в пустоту застывших карих глаз и загоню лезвие по рукоять в сердце. Так как учила Лис. А лицо не дернется, как не дернется и тело. Аккуратно, как фарфоровую и очень старую куклу поднимаю женщину и укладываю на кровать. Дань отдана, смерть настигла ее на коленях. Хватит. Как мне кажется, такая опустошающая и разрушающая любовь большего не достойна.