В преддверии столицы леди Кларисса похорошела – глаза засверкали, щеки покрыл румянец. В нетерпении она то и дело выглядывала в окно, подгоняя возницу. Возбуждение матери передалось и Ульриху, он высунулся в другое окошко. Мимо проплывали каменные особняки, юноша разглядывал прохожих и махал военным. Их было на удивление много: куда-то спешили гонцы с донесениями, промаршировали две роты в начищенных панцирях, вдалеке слышались звуки рожков. Карета выбралась на улицу Ювелиров, проехала по Эшафотной площади, впереди показался королевский дворец. Леди Кларисса решила сразу ехать к сестре, а кирасиры поскакали в особняк Тронвольдов.
Первое, что бросалось в глаза – стоящая во дворе огромная глыба мрамора. С одной стороны её подпирала крепостная стена, с другой опоясывали леса. Ровный некогда камень понемногу превращался в огромную статую. Искусный мастер с похвальной точностью вырезал доспехи, длинный меч, держащие его согнутые в локтях руки, похожие на колонны ноги в пластинчатых сапогах. Оставалось изобразить лицо, но тут вдохновение, видимо, покинуло скульптора – поднятое забрало шлема открывало плоский овал мрамора, лишь слегка тронутый резцом. Высоко, на уровне груди безликого воина, человек в холщовой куртке и выцветших бриджах что-то измерял деревянным ярдом. Чуть поодаль стояли, вцепившись в перила, слуги, из сумок выглядывали рукояти молотков и плющеные концы зубил.
Карета миновала ворота и остановилась у парадного входа. Приветствуя знатных гостей, со стен дворца зазвучали трубы. Рассветное солнце играло на витражах окон, крыши многочисленных башенок венчали позолоченные шпили и флюгера, широкие балюстрады по традиции украшали флаги с коронованным вепрем и полотнища с гербами эрлов. Ажурные решетки закрывали балконы, на открытых переходах виднелись вооруженные алебардами часовые в красно-белых панцирях. Как знал Ульрих, торжественный караул носит скорее декоративный характер, настоящие воины одеваются не так броско. Широкие ступени поднимались к массивным дверям с причудливой резьбой, вдоль бортиков стояли гвардейцы, они же охраняли основание статуи. Ульрих задрал голову. Он знал, чего ждать, но всё равно с трудом узнал в испачканном белой пылью мужчине главу государства. Скульптор оторвался от своего занятия и посмотрел во двор, близоруко щуря глаза.
– Ага, Кларисса! И мой любимый племянник! – воскликнул король.
– Ваше величество! – присела в реверансе леди-мать, Ульрих поспешил склонить голову.
– Проходите в Парадный зал! Моя дражайшая супруга уже там, я сейчас спущусь.
Лакеи в длиннополых ливреях открывали перед ними двери. Леди Кларисса быстро шла вперед, подобрав юбку, а Ульрих успевал подмечать изменения в драпировках и гобеленах со времени последнего приезда. В прошлом году его не взяли во дворец из-за разболевшейся спины, он посещал Таггард две зимы назад, когда победителем королевского турнира стал сэр Ларкин. Великолепный капитан гвардии поверг всех соперников в трех основных схватках и не получил ни одного серьезного ранения – Ульрих завидовал графу и одновременно злился, что ему никогда не стать таким сильным и ловким. Впрочем, Змей ведь не участвовал в состязаниях лучников, уж тут бы я потягался с ним на равных, решил молодой виконт. Черные мысли отступили, даже нога стала ныть меньше. Стуча тростью по затейливой мозаике на полу, Ульрих догнал мать.
– Ваше величество! – произнесла леди, миновав последнюю дверь.
– Ох, Кларисса! Ты ли это? – воскликнула королева Фрига, поднимаясь с кушетки, где сидела в окружении фрейлин.
– Я, дорогая сестрица. Наконец-то мы здесь, я так соскучилась по тебе!
Женщины обнялись. Фрига была старше сестры на пять лет, но разница в глаза не бросалась – королева умело ухаживала за собой, тем более, Ульрих слышал, что ей помогают сохранять молодость зелья стига, живущего во дворце. Тетка заметила его и всплеснула руками.
– Крошка Уль! Как же ты вытянулся! Скоро меня догонишь.
– Здравствуйте, ваше величество. Вы изволите преувеличивать, мне до вас далеко.
– Дети сейчас растут и взрослеют так быстро, – произнесла леди Кларисса и вздохнула. – Уль перед отъездом убил дикаря, хорошо, что не произошло наоборот.
– Даже так? – вопросила королева. – Ты обязательно расскажешь мне, как это произошло, но сперва вам надо умыться с дороги и переодеться.
После ванны Ульрих почувствовал себя посвежевшим. Гридо повыгонял из комнаты набежавших служанок и самолично одел господина в чистое белье. Спина не беспокоила, нога сгибалась и разгибалась, жизнь подмигивала виконту солнечным лучиком из окна.
Леди-мать ждала за накрытым столом, по залу сновали слуги с блюдами. К завтраку спустился сам король. Сейчас, когда рядом с ним шла супруга, становилось особенно заметно, как высока Фрига. Чтобы хоть как-то соответствовать, Родрик Лангобард вынужден был надевать туфли на внушительных каблуках, о чем знал весь двор. Но и это не спасало короля – королева была выше на целую голову, а когда его величество обижал леди Фригу долгим невниманием в результате очередного творческого озарения, то дочь правителя Кабистана также надевала туфли на каблуке столь высоком, что Родрик рядом с ней казался карликом. Сегодня полысевшая макушка его величества доставала до бриллиантовых сережек королевы, а значит, между венценосными особами царило полное взаимопонимание.
Ульрих называл главу государства дядюшкой, а тот только радовался этому. Полноватый, с венчиком поредевших волос и круглым лицом, Родрик Лангобард действительно выглядел добродушным толстячком, но никак не грозным властителем. Дела государства заботили его гораздо меньше, чем получение нужного оттенка краски на новой картине; принятие важных решений король откладывал до Совета Пяти, а сам предпочитал посвящать всё время ваянию очередной скульптуры. Так и получалось, что повседневные хлопоты по управлению Валезией ложились на плечи Фриги Мировинг, и она пока с этим справлялась. Кого-кого, а тетушку Ульрих предпочитал называть строго «ваше величество», а если дело происходило в семейном кругу, то «миледи».
Именно так и обстояло сейчас. Кроме него и матери за столом присутствовали король с королевой, юная принцесса Сильвия и принц Альберт, которому Ульрих нехотя кивнул, но разговаривать не стал. Он еще не забыл, с каким пренебрежением двоюродный братец смотрел на него, хромого и пешего, гарцуя по двору на красивом коньке. Но ничего, теперь Улю есть, чем удивить наследника престола. Виконт молча ел в предвкушении, а леди-мать заливалась соловьем, рассказывая, как она рада вновь посетить столицу. Также она поведала о «совсем обнаглевших дикарях» и выразила уверенность, что его величество когда-нибудь окончательно приструнит их. Родрик смущенно улыбался и кивал, поглядывая на супругу. Оказалось, короля в действительности заботит совершенно другое.
– Никак не могу схватить нужное выражение лица, – пожаловался он, отрывая от каплуна ножку. – Изображений деда много и все непохожи друг на друга. Художники словно соревновались, кто нарисует Робурга пострашнее, чтобы потомки боялись и уважали, а ведь тот был добрым и ранимым человеком.
– Совсем как ты, – сказала Фрига.
– Именно, – согласился Родрик, не заметив издевки в голосе супруги. – Это доказывает хотя бы то, как мой предок занял трон. Лацио Беда управлял страной из рук вон плохо, Робург при поддержке аристократии и простого народа справедливо сместил его, но даже не заточил в темницу и не казнил за ошибки, а ведь так поступили бы многие!
– Завоеватель был достаточно силен, чтобы не бояться заговора и бунта, – задумчиво произнесла королева, а Ульриху показалось, что она хотела добавить: «В отличие от тебя».
– Согласен с тобой, дорогая, – сказал Родрик. – Вот я и хочу выразить в камне твердость и решительность Робурга, но и одновременно доброту. Я перевел в набросках уйму холстов, но мне никак не удается изобразить то, что задумал. Вдохновение покинуло меня, вся надежда на смотр.