– Кто это? – спросила женщина в кресле, стоявшем ближе к огню.
Непривычная к зиме, она под свободный пурпурный кафтан надела пару колючих шерстяных свитеров. Шерстяной шарф на ее шее был в цвет хиджаба, обрамляющего лицо, на котором, казалось, оставило свои следы время.
В свои двадцать с небольшим Хания Дауд выглядела гораздо старше.
Ее губы сердито сжались. Глаза подозрительно сощурились.
– Копы, – сказала Рут Зардо. – Sûreté du Québec. Жестокие. В особенности по отношению к цветным, Мирна это хорошо знает. Вероятно, пронюхали, что ты здесь. – Она огляделась. – Убегать поздно.
– Да бога ради, Рут! – рявкнула Мирна. Потом обратилась к Хании: – Это вранье.
Но она опоздала. Новенькая схватила Рут за худую руку:
– Спасите меня! Я знаю, что полиция делает с такими, как я. Вы должны мне помочь! – От страха она повысила голос. – Пожалуйста! Я вас умоляю.
Рут, сообразив, что переборщила со своими шутками, отчаянно пыталась отыграть назад.
– Нет. Нет, нет, нет. – Вот все, что она сумела из себя выдавить.
Хания, подвывая, принялась раскачиваться назад-вперед. Роза выдала здоровенный «фа-а-а-ак».
И только когда Мирна принялась хохотать, до Рут дошло. Ее глаза сузились, она вперила взгляд в Ханию:
– Так ты морочишь мне голову?
– С какой стати я стала бы это делать? – сказала молодая женщина совершенно спокойным голосом и с улыбкой на лице.
Но ее глаза горели огнем, быстро опознанным и психологом Мирной, и художником Кларой. Ее глаза горели не весельем, а яростью.
Арман и Жан Ги сняли куртки и двинулись через зал, с его деревянными балками и полами из широких досок. Пылали, излучая тепло, дрова в огромных каминах из плитняка по обе стороны зала.
Ни Гамаш, ни Жан Ги не поздоровались с друзьями и соседями. Шагая по залу, они смотрели прямо перед собой.
Голоса в бистро стихли. Все знали, что случилось в университете сегодня днем. Рут поприветствовала вошедших своим обычным способом, но они проигнорировали ее выставленный средний палец.
Жан Ги выглядел особенно мрачным.
Арман прошел мимо нескольких свободных столиков, выбрав маленький круглый стол подальше от других посетителей. Он повелительно указал Жану Ги на дальний стул в углу. Жан Ги задался вопросом: нарочно ли это? Словно он был провинившимся ребенком.
Старший инспектор крайне редко делал что-то без определенной цели.
Жан Ги протиснулся на указанное место, сел, посмотрел на компанию у камина. Как же ему хотелось, чтобы они с Гамашем устроились поближе к ней! Посидели бы у огонька, поговорили о том, что день прошел без происшествий, узнали, сколько книг у Мирны украла Рут, которая заявляла, что никакой это не книжный магазин, а библиотека. Выслушали бы рассказ Клары о ее последней работе, посмотрели на крошки, выпадающие из ее волос, когда она порывистым движением проходится по ним пятерней…
Обменялись бы нелицеприятными высказываниями со спятившей старой поэтессой и делали вид, что не слышат бормотания странной утки. А ко времени закрытия бистро к ним подсели бы Оливье и Габри, притворяясь, что их не интересуют слухи о том, кто придет на завтрашнюю новогоднюю вечеринку в большой дом на холме.
Пока они шли к дальнему столику, Жан Ги заметил, что у камина сидит кто-то еще. Кто-то незнакомый. Пожилая женщина в хиджабе.
И тут Жан Ги вспомнил, кто это может быть. Мирна говорила, что привезет эту женщину из Монреаля сегодня вечером. В деревне были большие волнения в связи с прибытием Хании Дауд. Женщины, которая столько всего вынесла. Сумела выжить. Женщины, которая выступала в ООН. Возглавила движение за социальную справедливость. Многих людей привела к свободе. Была номинирована на Нобелевскую премию мира.
Мирна Ландерс, поддержанная другими жителями Трех Сосен, одной из первых откликнулась на призыв Хании Дауд о помощи. Была развернута кампания борьбы за права человека в уголке мира, мало кому известном и, казалось, еще меньше кого-то интересующем.
Однако мадам Дауд приехала в Канаду поблагодарить Мирну и остальных за поддержку.
И теперь, проходя мимо, Жан Ги подумал, появится ли она на новогодней вечеринке. Ходят ли такие люди на вечеринки или считают это пустым занятием?
И другой вопрос: пойдет ли на вечеринку он сам, или его опять засунут в угол?
Пока эти мысли мелькали в его голове, он втянул живот, размер которого начинал его удивлять, и протиснулся на место.
– Ты что будешь? – спросил Арман.
– Я закажу, – сказал Жан Ги и предпринял попытку встать.
– Сиди. Я сам. Что тебе взять?
Пока Арман говорил, Оливье шел по залу в их сторону.
Владелец бистро улыбался. Не во весь рот, но с теплотой. Он, как и все остальные, знал о том, что случилось. Видел новости в Интернете и по телевизору.