На шестой день схоронили, потому что все подъезжали на похороны из других городов. Ни тления не примечали, ни запаха, несмотря на то, что жара была сильная. Народу столько было, что монастырь весь был полон. Пока в доме лежало тело, панихиды ни днем, ни ночью не умолкали.
Долго еще приходили на могилку к подвижнице страждущие и по вере своей получали утешение.
ЮРОДИВАЯ ИУЛИТТА УФИМСКАЯ
Скончавшаяся в Уфимском Благовещенском монастыре и оставившая по себе светлую память Христа ради юродивой, Иулитта Борисовна Зуева родилась в 1807 г. Ее родители Борис и Мария были поселяне из с. Воздвиженского Оренбургской губернии, люди простые и благочестивые. Кроме Иулитты у них был еще сын Адриан.
До 15 лет Иулитта росла и жила в доме родителей, как и всякая сельская девушка, отличалась большой скромностью и трудолюбием. Когда ей было пятнадцать лет, родители задумали выдать ее замуж. Она же в тайне сердца своего имела думу посвятить себя жизни иноческой и с самых малых лет уже не ела мясной пищи. Глубоко опечаленная намерением родителей, она в горячей молитве искала помощи и утешения у Ангела Хранителя и Пресвятой Богородицы, и однажды во сне получила указание, что ей нужно, чтобы провести жизнь девственную, идти подвигом юродства. В ближайшее после этого времени воскресенье Иулитта уже начала этот тяжелый подвиг. Идя после службы домой, наряженная скромно и чисто, Иулитта села в грязную лужу и стала говорить несообразности. Скоро по деревне разнеслась молва, что «Улитка сдурила». На другой день Иулитта попросила мать, под предлогом нестерпимой головной боли, остричь ей волосы. Мать остригла ее; она же сняла всю одежду, кроме рубашки, и так стала ходить по деревне.
Началась тяжелая многоскорбная доля Иулитты, и этот крест ради Господа она добровольно несла всю свою долгую жизнь. Тяжело ей жилось в родной деревне: мальчики стали гоняться за нею, осыпая бранью и побоями; доставалось и от взрослых. Купив пучок больших иголок и ими защищаясь от неотвязчивых порою преследователей, Иулитта ночами тайно молилась, а днем ходила по избушкам и, чем могла, помогала женщинам: то в ткачестве, то в уходе за ребятишками. Питалась она только черным хлебом и водой, а от всякой хорошей пищи под разными предлогами уклонялась.
Вскоре умерли ее родители; брат Адриан нанялся в караульщики, Иулитта же стала совсем свободною. В это время она тайно была духовной дочерью священника Сперанского из с. Никитинского, который был человеком доброй души и очень милостивым ко всем бедным и бесприютным, особенно сиротам. У него она живала по временам, и он ее постоянно оберегал и защищал. Порою Иулитте приходилось испытывать покушения на ее целомудрие, но она твердо охраняла себя, где скрываясь, где наперед обнаруживая в прямом и резком слове намерение замышлявших недоброе и тем приводя их в стыд и смущение: то при всех устыдит, то исколет иголками.
Такая жизнь, полная подвигов тайной молитвы и труда, крайнего смирения и терпения, скоро очистила ее душу и развила ее духовные силы: она стала вдумчива, опытна в вопросах духовной жизни, в разумении путей Промысла Божия в жизни людей, чиста и отзывчива на людское горе, милостива и тверда в молитве и надежде на милосердие Божие. Под благодатным воздействием Иулитта стала предвидеть будущее, и этим даром стала обильно служить спасению своих ближних. Прикрывая свое предвидение внешними несообразностями, она предсказывала будущее и подготовляла людей к испытаниям. Когда она предузнавала пожар, сама одевалась на ночь и других заставляла делать то же. К бурану начинала храпеть, как лошади к ненастью. Она носила с собой мешок с иконками, крестами, с чугунком, кружкой и иголками. Кому предстояла скорбь и слезы, тому давала крест и говорила, чтобы тот человек вычистил и омыл крест. При большой скорби крест давала большой, при малой — поменьше; пред концом скорби приходила и отбирала.
Почти шестьдесят три года Иулитта провела в подвиге юродства в родном селе и окрестных деревушках, служа ближним словом и делом, молитвами и услугами в нуждах, главным образом духовных. Ходила она обыкновенно в таком виде: на голове носила шапку, подвязанную платочком, на себе сверх льняной рубашки синий сарафан, а на ногах рваные лапти, и всемерно сама же себя унижала, постоянно приговаривая: «Улитка — дура» и т. п. Когда те, у кого она жила, начинали ее уважать, она скоро уходила, а кто не обращал на нее особенного внимания, у тех жила подолгу и работала.