Поезд ушел. П. Д. стала беспокоиться и спросила у проходившего мимо дежурного по вокзалу: «Куда этот поезд направился?»
— «На Петербург», — был ответ. Обе подруги растерялись, не зная, что делать. П. Д., расстроенная, стала говорить, что в Петербурге ее должны встречать, она подала телеграмму сестре. «Будет, бедная, там меня искать…» Сестра Т. предложила взять такси. Так и сделали. Сестра Т. на этом же такси доехала до Нарвы.
На следующий год П. Д. приехала в Пюхтицы помолиться и, встретив сестру Т., вот что ей рассказала: «Ты подумай, тогда-то в прошлом году, мать Екатерина мне предсказывала, что я не попаду на поезд. Я утром зашла к ней попрощаться, а она меня встречает со смехом: «А поезд-то ушел!..» А сама заливается от смеха. И опять: «А поезд-то ушел!..» Тогда я с удивлением слушала и не понимала, к чему она это говорит, и только дома вспомнила об этом».
А. А. при своем отъезде в Петербург зашла в богадельню попрощаться с блаженной старицей. Мать Екатерина, озабоченная, строго наказала А.А., чтобы она, когда приедет домой, сразу же навестила А.В. (А.В. старица особо любила). А.А. исполнила наказ матери Екатерины. — Оказалось, А.В. была тяжело больна и за ней некому было ухаживать. «Я мало знала мать Екатерину, никогда не ходила к ней в богадельню, не просила советов, но чувствовала, что она очень добрая, — вспоминает З. Л. — Помню, как в какой-то большой праздник в монастыре пекли пироги. Я жила за оградой у знакомой, и хотя пироги очень любила, но печь не умела, да и с деньгами было туго, едва сводила концы с концами. В этот праздничный день вечером, когда заблаговестили к службе, я пошла в монастырь и увидела, что по двору идет мать Екатерина и ест пирог. Кусок большой, румяный, и она с таким аппетитом ела, что у меня слюнки потекли. Поравнялись мы с матерью Екатериной, и я ей поклонилась, а она посмотрела на меня и спрашивает: «Пирога хочется?» Я уж скрывать не стала и ответила: «Очень». Она отломила большую часть пирога и протянула мне. «Кушай, вкусный, с рыбой», — и улыбнулась. Улыбка была ласковая, нежная, как у ребенка. Я взяла пирог, и стоя рядом, мы съели каждый свою половину.
Вместе со своей старинной подругой я приехала в Пюхтицы летом 1956 года. Автобусы тогда ходили очень редко, и мы приехали с вокзала на такси. Шофер остановился у гостиницы, которая находилась за монастырской оградой. Мы вышли и увидели у калитки маленькую старенькую монахиню с большими светло-серыми глазами. Она посмотрела на нас и сказала: «Отец Гурий приехал». Мы оглянулись — никого не было. «Матушка, мы одни приехали», — возразила я. Но она недовольно затрясла головой: «Бестолковые какие! Говорю: отец Гурий приехал!» Чтобы не продолжать бесполезного спора, мы молча вошли в гостиницу. Послушница проводила нас в свободный номер, принесла воды в рукомойник, а потом внесла поднос с чаем. И только я собралась всласть попить чайку, как подруга хлопнула ладонью по столу и сказала: «А ведь правду матушка заметила, что отец Гурий приехал». Я удивленно посмотрела на нее. «Ну-ка, вспомни, как тебя в молодости наш покойный батюшка отец Алексий называл, а за ним и все остальные?» — «Отцом Гурием. Как же я это забыла?…» — «Вот то-то, ты забыла, а эта старенькая монахиня провидела». «Как зовут ту монашечку, что стояла у калитки, когда мы приехали?» — спросила подруга послушницу, вошедшую к нам с тарелкой свежей земляники. — «Мать Екатерина», — ответила она.
В начале 50-х годов служил у нас в обители один иеромонах. Мать Екатерина носила цветной расшитый пояс, как у иеромонаха этого, и все не давала ему проходу: встанет во время службы напротив, ругается и чудит, «бу-бу-бу» тараторит. Не понимали сестры: что это с матерью Екатериной происходит? А иеромонах этот вскоре уехал в мир, женился.
Два эстонских мальчика неподалеку от обители с раннего утра всегда пасли корову, хотя были еще маленькие. Мать Екатерина намажет хлеб монастырский маслицем, завернет еще какой-либо гостинчик и им несет — и с ними останется потом попасти корову, поговорит, очень их любила. Один раз идет из монастыря — гостинцы завернуты в бумажке — я спрашиваю: «Мать Екатерина, куда вы идете и кому гостинцев несете?» Она остановилась. «А это, — говорит, — пасущему, который стадо пасет!» Я подумала: «Какое же стадо? — Одна корова да собака!» Так она заранее предвидела, что оба брата православными священниками станут, а из семьи они были лютеранской.
***
Монахиня Е. так вспоминает о блаженной старице. Поступив в монастырь в 1947 году, молодая послушница Ольга (таково было ее имя от святого Крещения) была направлена на скотный двор, где несла послушание и жила в небольшом монастырском домике.