«Как легко взять на себя подвиг и как трудно его докончить…»
И тут же спрашивала: не знает ли Анна Васильевна, как облегчить ее страдания? У матери Екатерины постоянно была воспалена кожа во рту, трескалась и как от ожога слезала. Она страдала хроническим насморком, поэтому вместо носовых платков пользовалась головными. В носу у нее были полипы, она дышала ртом. Некоторые признаки говорили о болезни ее желудка, а почти постоянный придушенный кашель — о болезни легких. Один Господь знал ее страдания, внешне она ничем их не выражала, кроме того, что стала больше лежать, но по-прежнему была в бодрственном состоянии духа.
Причащалась мать Екатерина (после принятия пострига) каждую среду, а потом среду переменила на субботу, причем только у своего духовника.
Случалось, неожиданно для всех мать Екатерина переселялась со своей кровати на кухонный диван настоятельского дома — это было дважды, когда матушка игумения опасно болела.
«Как-то зимой 1968 года я зашла к матери Екатерине, — вспоминает сестра Е., — она меня спрашивает: «Кто у нас игумения?» — «Матушка Варвара», — отвечаю. «А игумен?» — «Не знаю». — «Как же ты не знаешь, кто игумен? Кто помогает матушке?» — Я молчу. — «Бестолковая! — рассердилась она, — вот кто игумен!» — указывая на портрет дорогого батюшки отца Иоанна Кронштадтского, твердо сказала она.
Незадолго перед смертью матери Екатерины, — вспоминает м. Г., — один монастырский священник велел мне спросить, на кого она обитель оставляет. Я спросила: «Мать Екатерина, на кого вы нас оставляете, и особенно меня?» Мать Екатерина лежала, повернулась к стене и говорит: «Вот — батюшка дорогой!» — и показала на портрет отца Иоанна Кронштадтского, который рядом с иконочками висел (тогда почти у каждой Пюхтицкой старицы был его портрет возле икон). Мать Екатерина еще раньше несколько раз мне говорила: «А Батюшка дорогой сегодня у меня был! Батюшка дорогой приходил! Батюшка меня причащал!»
А один раз так было. Пришла я в храм — служба тогда осенью, зимой и ранней весной в Трапезной церкви проходила — собор не отапливался. — Стою в Трапезной церкви и вижу: отец Петр служит, и около него еще один священник стоит в светлой ризе. Опять смотрю и думаю: «У меня, оказывается, сегодня в глазах двоится!» Когда служба закончилась, я отцу Петру говорю: «Батюшка, у меня, наверное, в глазах двоится — мне кажется, два священника сегодня было!» (Тогда в монастыре всего один священник был и без диакона служил.)
После службы прихожу к матери Екатерине, а она мне сразу говорит: «Сегодня батюшка дорогой был у нас в трапезе!» Я еще не успела ей ничего рассказать, как она сама уже говорит мне об этом. Несколько минут я видела его: он в алтаре был — отец Петр частички вынимал, а другой священник рядом стоял. Я слева, у самого амвона, у Креста всегда стояла, там было мое место — новоначальным благословляли свое место в храме и на чужое мы уже не вставали. Когда дверь в алтаре открывалась, мне хорошо было все видно. Сколько я ни терла глаза в тот день, все двух священников видела — тру глаза, тру, и все равно двоится!
Мать Екатерина очень дорогого батюшку любила и чтила — часто его вспоминала, говорила мне: «В тяжелые минуты жизни я всегда просила помощи у батюшки!» Раньше часто совершались панихиды в монастыре за батюшку и блаженную Ксению, особенно в трудные для обители дни. Девятнадцатого октября и 20 декабря, в его памятные дни, мать Екатерина и все сестры обители старались всегда причаститься.
Четвертого мая 1968 года, как молния пролетела по монастырской ограде весть: «Матери Екатерине плохо…»
Сестры одна за другой потянулись в богадельню.
Блаженная старица лежала на левом боку, лицом к стене. Крепко сжатые руки, вытянутые от себя, глубоко затрудненное дыхание говорили о том, что ей тяжело. Спокойным, серьезным, немного грустным взглядом она встречала каждого. Сестры по очереди подходили к ее кровати, безмолвно прощались, земно кланяясь блаженной старице. В это утро ее причастили Святых Таин.
Пятого мая 1968 года — второе воскресенье по Пасхе — празднование жен-мироносиц. Яркая заря предварила лучезарный восход солнца; стояло теплое ясное утро, воздух был свежий, чистый; птицы дружно славили Творца, порхая и купаясь в солнечных лучах. Заблаговестили к обедне, матушка игумения Варвара быстрыми шагами направилась в храм. «Как-то мать Екатерина?» — мелькнула мысль, и она решила навестить блаженную старицу. Придя в богадельню, матушка поняла, что наступает последний момент течения этой большой исключительной жизни, поэтому не пошла к Литургии, как намеревалась, а осталась у постели больной. Накануне, в субботу вечером, она также не отходила от нее до глубокой ночи.