Филипп осторожно, почти всегда шёпотом, спрашивал жену о её послеобеденных планах. И каждый раз получал один и тот же ответ:
- Я чувствую себя уставшей, Филипп. Лягу спать пораньше. Эти вечные визиты и дождливое небо плохо на меня действуют.
Филипп молча и разочарованно кивал, желал жене спокойной ночи и выходил из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Не то, чтобы Филипп был удручён своим собственным одиночеством, скорее всего, он просто не любил, когда ему отказывали.
Жизнь во дворце стала такой тихой и неспешной, что слуги начали ходить на цыпочках и разговаривать шёпотом. Теперь лишь на королевской кухне можно было услышать громкие голоса: вечерами там собиралась вся дворцовая прислуга. Они вспоминали те времена, когда герцог устраивал им очередную всклочку, явившись в дурном настроении и нетрезвом виде.
- Славное было время! - подняв обе ладони кверху, говорил старый повар.
- Чем же оно славное? - удивлялся совсем юный поварёнок, которому только исполнилось двенадцать лет, - разъярённый герцог, неспокойная герцогиня. А эти вечные балы: работаешь на них без продыху. Говорят, что блюда повозками в зал завозили! И ведь хоть бы кто "спасибо" сказал!
- Это тебе что ли герцог "спасибо" сказать должен? - отвечал ему старый повар, - Ох времена! Вырастили новое поколение на свою голову! Вернее ни на голову, а на шею: сядут, ножками болтают, ещё "спасибо" им скажи. Почём тебе знать те времена? О том что ты родишься, в то время даже мать твоя не знала!
- Оставь юнца в покое, Герберт, - сказала жена повара и стукнула мужа деревянной ложкой по голове, - живём тихо и слава богу. Пусть хранит святая Мария эту тишину. Кто знает, как надолго мы предоставлены сами себе.
И женщина, перекрестившись, стала негромко читать молитву своей святой покровительнице Марии.
Глава 13. Месса
Тихо и неспешно минул этот год. На Рождество во дворце зажгли тысячи свечей, которые так любила Хуана. Самую светлую комнату, находившуюся на верхнем этаже Принзенхофа, будущая королева переделала в часовню. Эту часовню слугам было велено украшать свежими цветами по воскресеньям, сама же Хуана проводила там чуть ли не каждый вечер, читая псалмы и размышляя о чём-то своём. В рождественскую ночь во дворец пригласили падре. Хуана надела самое лучшее своё платье, скроеное венецианскими мастерами и доставленное ещё летом в Бургундию. Регентша покрыла голову белым кружевным платком, тонкие её ручки обрамляли такие же кружевные перчатки, а из ювелирных украшений она позволила себе только барочный крестик, подаренный ей матерью. Рождественским вечером Хуана не ужинала и провела всё время в часовне. К вечеру, в часовню тихо вошёл Филипп. Он сел на самый край скамьи, стоявшей чуть ли не в коридоре, стараясь не выдать своего присутствия. Падре читал пятый псалом, Хуана сидела на скамье прямо перед святым отцом, чуть поодаль находились её фрейлины. Ближе к выходу столпились дворцовые слуги. В комнате были и нянечки, и Элеонора, которой на тот момент уже исполнилось три года, и Карл, которому исполнилось полтора. В самом тихом углу, где даже не были зажжены свечи, спала пятимесячная Изабелла – третий ребёнок Хуаны и Филиппа, рождённый прошлым летом.
Слуги завидев герцога, расступились образовывая коридор, чтобы он смог пройти к жене, но герцог показал знаком что он останется здесь, чем и выразил своё почтение к церковной процессии, не нарушив её ход и не беспокоя присутствующих. Филипп то и дело пытался издали разглядеть жену и уловив её образ в толпе, отмечал про себя, как Хуана сегодня красива.
В этот вечер Филипп думал о минувших месяцах и благодарил всех святых за третье дитя, подаренное ему судьбой. Сегодня герцог был галантен и учтив, впрочем, как и весь прошедший год. Он кивал присутствующим в знак приветствия и во время всей мессы, которая длилась до четырёх утра, не произнёс ни слова. Филипп был полностью поглощён собой и о чём-то думал. И когда последние слуги покинули часовню, лишь рука падре протянутая ему на прощанье, вернула Филиппа в реальность.
- Падре, - сказал Филипп, целуя святому отцу руку, - я молю Бога о прощении, которое в этой жизни мне уже не будет дано. Не могли бы вы замолвить за меня словечко перед всевышним?
- Сын мой, - сказал, дружелюбно улыбаясь падре, - Господь простил тебя. И в этот светлый праздник он внял твоим мольбам. Иди с миром, сын мой.
И падре сделал крестное знамение, чуть склонил перед Филиппом голову в знак прощания и вышел из комнаты.
Филипп остался один. Слуги, дети и жена уже покинули часовню. Герцог не знал как давно закончилась месса, он потерял всякий счёт времени. Филипп был опечален тем, что Хуана прошла мимо не сказав ему ни слова, не окликнув, даже не коснувшись его плеча своей рукой. Ему было больно от того, что он сам когда-то так делал: проходил мимо тех, кто любил его.
- Господи, - сказал Филипп, смотря на висящее перед ним распятие, - Хуана так и не простила меня! Отчего же, Господи, заслужить прощение людское сложнее, чем заслужить прощение Бога?
Некоторое время Филипп молчал, словно ждал ответа. Но только зимний ветер отвечал ему звонким стуком в дворцовое окно. И Филипп в отчаяньи склонил свою уставшую голову к коленям, так и оставшись сидеть в пустой комнате освещённой свечами и украшеной рождественскими венками.
Всю ночь с улицы доносились голоса горожан, поздравляющих друг друга с рождением христовым, топот бесчисленных ног танцующих под звуки волыни и громкий смех захмелевших куртизанок. Бургундия отмечала конец тысяча пятьсот первого года.
Глава 14. Послание из Рима
- Она не может править, при всём моём уважении к вам, мадам! - повысив голос, сказал старший советник при испанском дворе святой католической церкви и сел на рядом стоящую софу.
- Я уверена, это просто недразумение. Хуана не имела в виду разделение церкви и королевства! - Была непреклонна нынешняя королева испанская, Изабелла.
- Ваша дочь, мадам, занимаясь делами в Бургундии, не считает нужным посылать своих канцлеров к папскому двору. Это письмо, - и советник вынул из потайного кармана своей мантии бумагу, - доказывает, что Ваша дочь не собирается править с нами. Тогда как же она собирается править, мадам, против нас?...
Изабелла некоторое время молча читала письмо.
"... При моём большом уважении к его святейшеству папе Александру VI, я прошу отложить приезд моих канцлеров ко святому двору".
- Но это лишь говорит о том, что Хуана просит приехать позже, - сказала Изабелла.
- Это письмо годичной давности, - ответил ровным голосом советник, - никаких бургундских канцлеров мы у себя в Риме так и не видели. К тому же, у нас есть достоверная информация, что Хуана говорит при бургундском дворе. А говорит она, - и тут папский советник закатил глаза кверху и сделал на своей груди крестное знамение, - что дела церкви и дела государства должны быть разделены.
- Разделены? - испуганно переспросила Изабелла.
- Да, мадам, именно так. Вы ведь не будете подвергать сомнению слова падре Карлоса, служителя святой церкви, который постоянно находится при Бургундском дворе?
- Конечно нет, - растерянно сказала Изабелла.
- Могу ли я дать личный совет, мадам? - спросил папский советник, и не дожидаясь ответа, продолжил, - Королева еретичка - это позор не только для нашей церкви, но и для славного имени вашей семьи. Это решение вынесено папой Александром VI и двенадцатью архиепископами римской католической церкви. Это решение вынесено тайным голосованием и в его подлинности нет никаких сомнений: Хуана не должна короноваться. Я надеюсь, вам понятно, что если же она станет королевой, то это будет началом войны святых земель против земель отступнических!