— Вообще-то, тут написано — для корней!
— Ну… Туда тоже можно!
— Изумительный цвет у этой помады… Было бы мне, куда её наносить! Тебе вот хорошо с твоей-то пастью…
— Ага, а ты хоть представляешь, сколько мне её нужно?! А у тебя зато такая классная крона, прям — ммм! Хочу себе такую!
— Ой, духи «Сурамарская чаровница»! Я помню, папа дарил маме такие… Правда, они стоят как пол-Буреграда…
Лика смущенно кашлянула.
Крокодильчик выглянула из-за журнала. — Привет! А мы и не заметили, как ты исчезла!
— Хочешь полистать? — смущенно спросило деревце, протягивая ей журнал.
— Спасибо, — поблагодарила Лика, принимая журнал. Она рассеянно развернула его, пробежавшись взглядом по причудливым прическам, изображенных на его страницах, и, внезапно, что-то вспомнив, спросила: — Девочки, а что такое дрянейская эпиляция?
Деревце и крокодил недоуменно переглянулись.
— Что-то, связанное с дренеями? — предположила Темперенс.
— Но точно не с крокодилами! — заметила Крокки.
Лика вздохнула. Видимо, это так и останется для неё тайной.
Она хотела было спросить что-то еще, но, в этот момент Атуин резко затормозил, и она едва не упала, налетев на Крокки.
— Чао! — возмутилась леди Темперенс. — Ты не мог бы останавливать машину чуть более плавно?
— Вот именно! Не бревна везешь ведь! Ничего личного, подруга, — невинно добавила Крокки, взглянув на деревце.
Отдернув полог навеса, Лика обнаружила, что Атуин остановился на перекрестке, между кузницей с одной стороны и постоялым двором с другой.
У входа в таверну толпились люди.
Чао, уже вылезший из седла, извиняясь, помог выбраться ей и Темперенс. Крокодильчик выпрыгнула сама и в нетерпении била хвостом по земле.
— Ты же говорил, что Донни живет где-то на отшибе? — вспомнила Лика. — Почему мы остановились здесь?
— С вашего позволения, сестра, это я взял на себя смелость настоять на остановке, — подал голос рослый широкоплечий мужчина в металлической кирасе с королевской символикой.
Лика узнала брата Дугхана, по совместительству выполнявшего роль шерифа Гольденшира.
Лицо его, обычно невозмутимое и несколько скучающее, сейчас выглядело взволнованным. Брови были нахмурены, губы сжаты в полоску, под глазами залегли темные круги.
Чао встревоженно поглядел в сторону скопления людей у крыльца. — Что случилось, Дугхан? — спросил он. — Нам дали вызов к Донни Антании…
— Идемте, она здесь, — отрывисто кивнул Дугхан, уже устремляясь широким шагом в сторону таверны. Чао, помедлив секунду, двинулся следом, за ним уже во весь опор мчался крокодильчик. Лика оглянулась на Темперенс, которая тщательно поправляла крону.
— Идем, дорогая! — пропела она, и плавной невесомой походкой устремилась за провожатыми.
Люди расступались, освобождая им проход. Негромкий гул разговоров стихал, когда они проходили мимо. Лике показалось, что в этом молчании таится некая невысказанная угроза, хотя и не могла понять, с чем она связана.
Скрипучие деревянные ступеньки лестницы привели их на второй этаж, где в одной из гостевых комнат их встретили лысоватый мужчина средних лет в крестьянской одежде — Лика помнила его, это он давал ей поручение добывать плавники мурлоков, которое она отказалась выполнять; молодая золотоволосая женщина в белой блузке и длинной красной юбке и еще одна девушка с короткой стрижкой в зеленом платье. Её она помнила смутно — кажется, помощница трактирщика. Все они выглядели взволнованными, и в то же время подавленными.
— Мишель, Мелика, — пропыхтел Чао. — И ты здесь, Уильям! Что…
— Сюда, скорей! — перебила его женщина в белой блузке, которую, по-видимому, звали Мишель.
На вместительной двуспальной кровати слева от входа, под голубым балдахином лежала пожилая женщина. Её длинные, некогда рыжие, а теперь почти полностью седые волосы, спутанными, давно нечесаными прядями рассыпались по подушкам. Лицо её, не лишенное следов былой красоты, сейчас выглядело бледным, с желтоватым оттенком, словно было вылеплено из воска. Черты его заострились, впалые щёки и длинный нос усугубляли это впечатление. Затертая до дыр розовая кофта с засаленными обшлагами рукавов была измазана в крови, а сами рукава высоко закатаны. Худые жилистые руки, покоившиеся на одеяле, ниже локтей были обмотаны сероватыми обрывками грубой льняной ткани, сквозь которые проступали тёмно-красные пятна.
Женщина не смотрела на них, хотя её глаза были открыты — взгляд был устремлен куда-то поверх их голов, казалось, в некую, видимую только ей одной точку. Губы её слегка шевелились, словно она что-то бормотала себе под нос. В комнате пахло кошками.