Это могучий рык великого льва Дхармы. Да обратит он в бегство еретиков и разбойников надежды и страха. Пусть пожелания Трунгпы Ринпоче продолжают осуществляться на благо всех существ.
Тема, которую мы будем обсуждать, невероятно сложна. Возможно, некоторые из вас сильно запутаются. Другие же, возможно, что-то поймут. Мы будем говорить о Гуру Ринпоче, которого на Западе часто называют Падмасамбхавой; мы рассмотрим его природу и поговорим о различных подходах к образу жизни, выработанных им в процессе работы с учениками. Это очень тонкая тема, и некоторые её аспекты весьма сложно передать словами. Надеюсь, никто не сочтёт мою скромную попытку изобразить Падмасамбхаву его исчерпывающим описанием.
Вероятно, для начала нам понадобится выяснить хотя бы то, кем был Падмасамбхава, каково его место в Буддадхарме (буддийских учениях) вообще и почему он так любим всеми тибетцами.
Падмасамбхава был индийским учителем, который принёс полные учения Буддадхармы в Тибет. Даже сейчас и здесь, на Западе, он остаётся для нас источником вдохновения. Мы унаследовали его учения, и, с этой точки зрения, наверное, можно сказать, что Падмасамбхава живёт и здравствует.
Полагаю, что лучший способ охарактеризовать Падмасамбхаву для людей с западным или христианским культурным мировоззрением — это сказать, что он был святым. Мы будем говорить о глубине мудрости Падмасамбхавы, о его образе жизни и о его искусных методах общения с учениками. Ученики, с которыми ему пришлось иметь дело, были тибетцами — невероятно дикими и некультурными. Падмасамбхава был приглашён в Тибет, однако оказалось, что тибетцы понятия не имеют, как следует встречать и принимать великого гуру, прибывшего из далёких краёв. Они были очень упрямыми и грубыми — очень приземлёнными людьми и чинили всевозможные препятствия деятельности Падмасамбхавы в Тибете. Но проблемы создавали не только тибетцы — особенности климата, ландшафта и социальной обстановки также мешали Падмасамбхаве. В некотором роде его ситуация была очень похожа на нашу нынешнюю ситуацию. Американцы гостеприимны, и всё же американская культура имеет свою дикую и грубую сторону. Если речь идёт о духовности, американская культура не способствует тому, чтобы люди запросто принимали явленный им яркий свет.
Так что между этими ситуациями существует определённое сходство. В терминах этого сходства, тибетцы олицетворяют американцев, а Падмасамбхава — самого себя.
Прежде чем говорить о подробностях жизни Падмасамбхавы и его учений, как мне кажется, будет полезно рассмотреть понятие святого в буддийской традиции. Понятия святости в христианской и в буддийской традициях в некотором смысле противоречат друг другу. В христианской традиции святым обычно считают того, кто имеет прямой контакт с Богом и, вероятно, будучи совершенно опьянённым божественностью, способен принести людям некоторое утешение. Люди могут видеть в святом пример высшего сознания или высшей стадии развития.
Буддийский подход к духовности заметно отличается от христианского — он нетеистический. В нём нет принципа внешней божественности. Следовательно, нет и возможности получить обещания от божественного и перенести их оттуда, сверху, сюда, на землю. Буддийский подход к духовности связан с пробуждением, происходящим внутри нас самих, а не с взаимоотношениями с чем-то внешним. Поэтому представление о святом как о человеке, способном раскрыть себя настолько, чтобы войти в контакт с внешним высшим принципом, получить от него что-то, а затем поделиться этим с другими, с буддийской точки зрения, неясно или попросту не существует.
Святой в буддийском понимании — такой как Падмасамбхава или сам великий Будда — это некто, подтверждающий собственным примером, что совершенно обычные, заблуждающиеся человеческие существа могут прийти к пробуждению; они могут собраться и пробудиться благодаря тому или иному событию в их жизни. Боль, все виды страдания, горе и хаос, которые являются частью жизни, начинают пробуждать людей, встряхивать их. Получив встряску, люди начинают задаваться вопросом: «Кто я? Что я? Почему это всё происходит?». Затем они продвигаются дальше и осознают, что есть что-то в них самих, что задаёт эти вопросы, нечто действительно разумное и, кажется, не до конца запутавшееся.
Вот как это происходит в жизни. Мы чувствуем небольшое замешательство — сначала нам кажется, что это замешательство, растерянность, но затем это смятение выводит на поверхность нечто действительно достойное исследования. Вопросы, которые мы задаём, пребывая в замешательстве, — это серьёзные и важные вопросы, которые действительно озадачивают нас. Мы спрашиваем: «Кто я? Что я? Что это? Что такое жизнь?» — и так далее. Затем мы углубляем своё исследование и спрашиваем себя: «А кто же, собственно, задаётся этим вопросом? Кто этот кто-то, спрашивающий: „Кто я?“. Кто спрашивает: „Что это такое?“, и что вообще значит „Что это значит?“». Наши вопросы ведут нас всё дальше и дальше, глубже и глубже. В некотором смысле это нетеистическая духовность в чистом виде. Внешние стимулы не заставляют нас подстраиваться под внешние ситуации. Скорее возникающие внешние ситуации говорят о том, что мы запутались, и от этого мы начинаем думать больше, задумываться глубже. Разумеется, когда мы это делаем, возникает ещё одна проблема: если мы выяснили, кто мы и что мы, как нам применить то, что мы узнали, к обстоятельствам собственной жизни? Как нам применить это знание на практике?