Аналогичным образом, человеку невозможно осмыслить и буддийское представление о времени. Будда дает образное изображение безмерности времени. Он описывает гранитную гору в семь миль высотой и в семь миль шириной. Каждые сто лет ворона, держащая в клюве шелковый платок, пролетает над горой, обтирая ее вершину. Время, которое требуется для того, чтобы сровнять эту гору с землей, составляет один мировой цикл. Затем, конечно, вырастает новая гранитная гора. Сизиф, уступи–ка место вороне.
В предыдущей главе мы следили за тем, как Будда пересчитывает бесчисленное количество атомов во Вселенной. Эта система подсчета может быть применена также и ко времени. В зависимости от точности вычислений, до конца времен осталось либо 3, 7, либо 33 «безмерности». Надо полагать, еще окончательно не определено, как безмерность относится к бесконечности.
Антрополог и философ Мирча Элиаде заявляет, что все восточные понятия о времени подводят нас к «метафизической девальвации человеческой истории». Все эти бесконечные величины умаляют нашу значимость в двух аспектах: время и Вселенная не только много больше нас, но мы даже не в состоянии оценить, насколько они нас больше.
Выдвинув теорию «большого взрыва», согласно которой возраст Вселенной насчитывает примерно 15 (25) миллиардов лет, западная наука только начинает догадываться о всей необъятности времени. Астрофизики в настоящее время рассматривают возможность гравитационного коллап — [189] са, при котором наша Вселенная сожмется в одну крохотную частицу, а затем, возможно, начнет быстро расширяться в результате еще одного «большого взрыва». Когда Далай–ламу, первосвященника тибетского буддизма, спросили, что он думает по поводу теории «большого взрыва», он, смеясь, ответил: «Ну конечно, мы о нем знаем. Но это не какой–то один взрыв. Это целая канонада!» Может статься, что Запад наконец приходит к собственному варианту восточного взгляда на мир, к признанию существования природных циклов. Вся разница будет лишь в том, что наше представление об этих циклах будет выражено с помощью таких терминов, как «черные дыры» и «искривленное пространство», а не с помощью образов гранитной горы или Господа Шивы, который создает и разрушает мировые системы каждым шагом своих пританцовывающих ног.
Участники нашей группы безумных мудрецов решают отдохнуть. Койот начинает выть на луну, правда, мы не можем определить, на какую из бессчетного числа лун он воет и какой мировой системе она принадлежит. Между тем несколько астрофизиков лихорадочно пытаются выяснить, возможно ли встроить азиатскую космологию в их нынешние теории. Наши ученые мужи озабочены тем, что, если восточные «беспредельности» окажутся соответствующими действительности, множество математиков потеряет свою работу и, быть может, многим нобелевским лауреатам придется вернуть свои премии.
Один озадаченный физик спрашивает даосского мудреца, как без помощи специальных приемников инфракрасного излучения и радиотелескопов древним восточным мудрецам удалось прийти к пониманию времени и мировых циклов. Даос отвечает, разумеется, очередной загадкой: «За счет внимания». В этот момент в разговор вмешивается дзэнский учитель: «Единственное устройство, которое может правильно указать нам, который сейчас час, — это наш желудок. Когда мы голодны, пора есть; все же остальные разговоры мало что значат». Шутник, которому начинают все больше и больше нравиться дзэнские поговорки, совершает прыжок и поднимает руку с растопыренной пятерней, ожидая от дзэнского учителя такого [190] же жеста, но тот вместо этого бьет его своим посохом и кричит: «Вот что имеет значение!»
Восточные и западные представления о времени порождают два совершенно не похожих подхода к жизни. Иудо–христианское видение мира, с его одной–единственной вселенной, отводит каждому из нас только одну жизнь на то, чтобы успеть сотворить добро. По окончании ее, как нас хотят заставить поверить, мы будем судимы по своим делам и награждены или наказаны на весь дальнейший срок. Какая же несправедливость! Одна–две ошибки — и мы будем осуждены на вечные страдания, если только мы — не какие–то Божьи избранники, которым будут отпущены все грехи. Молите провидение, что вы молитесь тому божеству, которому нужно! На Западе даже те, кто не являются ревнителями иудо–христианской мифологии, находятся под ее сильнейшим воздействием. Большинство из нас живет так, будто эта жизнь — некий решающий экзамен, первый и последний шанс.
Мы здесь на Западе то и дело слышим: «Мы живем лишь раз, поэтому надо брать от жизни все, что можно». Следовало бы в официальном порядке потребовать от производителей пива, рекламирующих свою продукцию подобным образом, доказатъ нам, что мы живем только раз. Значительная доля населения земного шара не верит этим словам.
И индуистский, и буддийский взгляд на жизнь дает человеку гораздо больше свободы. В этих религиозных системах человек имеет возможность прожить множество жизней, чтобы достичь в итоге совершенства и обрести спасение. По сути, в индуизме всем предопределено появляться на свет снова и снова, пока каждый человек наконец не достигнет мокши, или просветления, и не остановит колесо перерождений. Иными словами, согласно религиозной системе индуизма, мы все в конце концов будем спасены. Если вы устали от этой карусели и хотите поскорее с нее слезть, вам просто следует потрудиться более энергично. В итоге каждый из нас должен раствориться в пустоте и вернуться к состоянию не–сотворения и неограниченности — к изначальной чистоте, к совершенному и безмятежному небытию. [191]
Я верил в реинкарнации, но это было в прошлой жизни Пол Краснер
Но не спешите. Эта восточная космология с ее многочисленными жизнями и конечным спасением вовсе не так уж хороша. Как считает Элиаде, философия, которая зиждется на вере в перерождения, действует на человека угнетающе и вынуждает его смириться с тем, что он должен начинать все то же никчемное существование снова и снова, миллиарды раз, вечно перенося все те же нескончаемые страдания. И все ради того, чтобы укрепиться в желании исчезнуть, расстаться с состоянием «пребывающего существа» окончательно и бесповоротно.
Будда сказал, что слезы, пролитые отдельным человеком в течение всего цикла его жизней, могут наполнить все реки, озера и океаны на земле. Того, кто верит в реинкарнации, мысль о предстоящей цепи жизней угнетает так же, как западного человека угнетает ожидание нескончаемого пребывания в чистилище.
Восток или Запад — выбор за вами. Не одно, так другое.
Согласно большинству восточных мифологий, мы можем перерождаться в самых различных формах и даже в иных сферах существования, например в виде дэв (ангелов) в небесном царстве или в виде голодных духов в мире жутких страданий. В восточных учениях рождение среди людей считается очень удачным, поскольку именно будучи людьми мы можем лучше всего видеть свои недостатки и работать на благо своего освобождения из колеса перерождений. Инкарнации в облике людей редки. Буддийская притча предлагает нам представить себе такую картину: на одном краю света слепая черепаха отправляется в плавание по семи морям, а на другом краю света в это же время пускают плыть по семи морям деревянный хомут. Так вот: вероятность того, что мы реинкарнируемся в виде людей, так же мала, как и вероятность того, что слепая черепаха когда–нибудь угодит головой в этот хомут. [192]