– Понятно, – тяну я.
– Что-то ты не слишком обрадовалась.
Еще бы. Какой мне прок от подобных сведений? Я должна поверить, что Железнов белый и пушистый, шкурка на солнце серебрится?
– Так ведь есть и плохие новости, разве нет? – выкручиваюсь я. Только главбуха на мякине не проведешь, он с сомнением качает головой, но все-таки продолжает.
– Не то, чтобы плохие, просто немного странные. Видишь ли, Георгий Железнов в «Атланте» не просто большой начальник, он еще и акционер. Не так давно один из акционеров решил выйти из дела, и, как положено, информировал об этом других собственников. Большую часть ценных бумаг приобрели старые акционеры, но небольшой пакет, со всеобщего согласия, был продан третьему лицу – а именно Железнову. Мой брат не видел в этом ничего подозрительного, однако недавно до него дошли слухи, будто Железнов прорвался в акционеры нечестным путем – якобы он каким-то образом сумел надавить на продавца акций, чтобы тот рекомендовал его совету директоров. Брат добавил, что совершенно не верит в эту историю, но, раз уж я интересуюсь Железновым, считает своим долгом о ней поведать. Вот, собственно, и все.
Час от часу не легче! Где Юля и где акции? Хотя, сам факт, что Железнова подозревают в темных делишках, довольно любопытен. Значит, у него есть недруги. Возможно, он кому-то перешел дорожку, кто-то нацеливался на его должность или на его акции…
– Майя! – неожиданно рявкает Лексей Саныч. Я вздрагиваю и непонимающе гляжу на главбуха.
– Зову, зову, а она не реагирует! – возмущается тот. – Ты почему в рыжий цвет не красишься?
– Что-что? – не верю я своим ушам. При чем тут рыжий цвет? Видимо, я серьезно упустила нить разговора, уйдя в свои мысли.
– Я говорю, тебе бы рыжие волосы и настоящая лиса получится, – хитро усмехается главбух. – Чует мое сердце, не все ты мне поведала о своем интересе к некоему привлекательному брюнету. Какую-то свою игру ведешь, красавица!
И у кого здесь нюх как у лисы, спрашивается?
– Не моя игра, Лексей Саныч, а чужая, честное слово, – совершенно искренне заверяю я.
– Да? Ладно, тогда молчу, чужие секреты выпытывать не буду. А насчет рыжих волос подумай, тебе очень пойдет.
– Может и пойдет, но краситься не буду. У меня две сестры – одна блондинка, другая брюнетка, – поясняю я.
– И что? – не понимает Лексей Саныч. – Как раз рыжей не хватает.
– Мы приличные девушки, а не вокальное трио!
– Э, да у тебя девонька тараканы, – весело диагностирует главбух.
– Рыжие? – подкалываю я.
– Рыжие, усатые, по извилинам ползают, с толку сбивают.
Проклятое воображение тут же рисует неаппетитную картинку вскрытой черепной коробки, кишащей насекомыми. Я непритворно содрогаюсь, слабым голосом прощаюсь с седовласым шутником и бреду на стоянку.
В голове хаос. Мне кажется, или по количеству бредовых сплетен «Атлант» бьет все рекорды?
Сентябрина
– Шаг вправо! Сентябрина, подбородок выше! Поворот. Костя, постарайся не шевелить губами, когда отсчитываешь ритм!
– Тогда я не смогу шевелить ногами! – возражает Костик и в подтверждение своих слов тут же спотыкается.
– Немного практики, и все получится, – успокаивает Юля.
– Да, у меня вагон времени для практики, – язвит Костик. – Сперва здесь ночку покручусь, потом на работу пешочком на счет раз-два-три…
– Неплохая идея. Ладно, перерыв три минуты и продолжим, – объявляет Юля.
– Пять минут! – категорически требует Костик, откручивая пробку у бутылки с водой. – Иначе мой инфаркт будет на вашей совести.
– Тебе хотя бы не приходится танцевать на ходулях, – ворчу я, падая на стул и скидывая с гудящих ног узкие туфли на высоченных каблуках.
– Первый танец молодоженов! Кто только придумал подобное извращение? – возмущается Костик.
– Давно ты танцы извращениями считаешь? – любопытствую я.
– Не танцы как таковые, а эту глупую демонстрацию: посмотрите, мол, гости дорогие, какая мы гармоничная пара, оцените, как мы ради вас стараемся! Но кто сказал, что гармония должна проявляться в правильно выполненных танцевальных па?
– Предпочитаешь выразительное чтение вслух или пение дуэтом?
– Только не пение. Если я спою, все гости разбегутся, и бабуля лишит Элю наследства.
– А у меня голос слишком тихий. Если я начну петь или декламировать, народ затоскует и уснет. Так что придется нам все-таки танцевать.