Но на пути из приемной моя бравада улетучивается. Я судорожно вдыхаю воздух, отчего в глазах темнеет, все тело сотрясает нервная дрожь, а ладони покрываются холодным липким потом.
Куда мне идти? В отдел за вещами? Исключено. Я просто не выдержу реакцию коллег. Расспросы, недоверие, сочувствие – сейчас мне это не по силам. Я разревусь и окончательно опозорюсь.
Нет уж. Моя гордость еще при мне, и в слезах меня здесь никто не увидит!
Лифт приезжает пустой – хоть тут повезло. Я поспешно тыкаю в кнопку первого этажа и приваливаюсь к стенке узкой кабинки, молясь, чтобы никому в ближайшие пару минут не пришло в голову составить мне компанию. Лифт медленно ползет вниз, я слежу за мигающими цифрами этажей и пытаюсь контролировать дыхание.
Сердце колотится, голова кружится, в глазах мелькают точки. Только обморока мне не хватает для полного счастья!
«Держись, дорогая, держись, – твержу я себе. – Еще немного, и ты отсюда выберешься».
Мне удается почти нормальным шагом пересечь холл. На улице становится чуть легче, но я все еще боюсь встретить кого-нибудь из «Атланта». Поэтому я бреду к остановке и влезаю в первый же автобус.
Мне надо уехать, подальше отсюда, все равно куда…
Майя
Что ни говори, а собственный кабинет – это замечательно.
Ровно в девять я, как обычно, вхожу в небольшое, но вполне уютное и удовлетворяющее всем моим требованиям офисное помещение, кидаю сумку на стол, падаю в кресло и в очередной раз испытываю приступ благодарности к нашему директору, этому гениальному человеку, три месяца назад изничтожившему на корню традицию начинать рабочий день с совещания.
Почему-то принято считать, что подобные утренние мероприятия оказывают тонизирующее действие на служащих и настраивают их на рабочий лад. Однако, по моим наблюдениям, стимулирующий эффект ощущают лишь те, кто и так с рассвета бодрячком. Лично я, например, будучи неисправимой «совой», тратила слишком много сил, чтобы продуцировать неестественную для столь раннего часа умственную и физическую деятельность, и в результате пол дня потом восстанавливалась. А наши архитекторы всерьез утверждали, что утренние домогательства руководства деструктивно влияли на творческий процесс.
Поразительный факт – директор прислушался к мнению большинства. Или ему просто надело ежедневно созерцать кислые физиономии в переговорной. Утреннюю пытку отменили, производительность труда немедленно возросла…
Ладно, может, это и преувеличение, но жизнь, несомненно, стала лучше. Я однозначно теперь больше успеваю: хоть и долго раскачиваюсь в начале дня, зато потом работаю быстро и эффективно. У архитекторов тоже больше нет проблем с вдохновением, и они без принуждения и по собственной инициативе вкалывают до позднего вечера.
Случаются, конечно, ситуации, когда трудовые свершения требуются от меня спозаранку, и я даже вполне успешно с ними справляюсь, но только при условии тщательного составления плана действий еще с вечера. Я как будто закладываю программу в автопилот и утром выполняю все четко и без сбоев.
Сегодня, к счастью, подвигов от меня никто не ждет, я могу спокойно выпить кофе, проверить почту, разгрести текучку и лишь потом перейти к сложным задачам, решение которых предполагает серьезное напряжение мысли, концентрацию внимания и хорошую реакцию.
Работаю я в архитектурно-строительной организации. Изначально я сюда устраивалась на место младшего архитектора. Мой выбор профессии был совершенно не оригинален, а элементарно предопределялся наследственностью: родной отец сделал карьеру в сфере строительства, в то время как мама добилась больших успехов в качестве дизайнера по интерьерам. Я с детства неплохо рисовала, в школе преуспела в черчении и закономерно стала студенткой архитектурного факультета Строительной академии.
Училась я довольно посредственно, разве что без хвостов. Мои творческие способности оказались весьма скромными, фантазия ограниченной, вдохновение заставляло себя ждать, в основном, напрасно. Преподаватели, правда, всегда отмечали мои проекты за продуманность, основательность и рациональность. Я никогда не допускала глупых просчетов, не забывала про санитарные требования и пожарную безопасность, учитывала сочетание строительных материалов и легко удерживала в голове многое из того, что мои более одаренные сокурсники постоянно упускали из виду.
На первую работу я устроилась сама, помогло великолепное знание компьютера. Однако приютившая меня архитектурная мастерская уже через полтора года прекратила свое существование. Главный архитектор сетовал на расплодившихся конкурентов, совершенно, на мой взгляд, напрасно. Просто-напросто дело было организовано бестолково: отсутствовало какое бы то ни было стратегическое планирование, не было ориентации на потребности клиента. Мы хватались за дорогостоящие проекты, не учитывая собственные издержки, наша реклама, впечатляющая спецэффектами, не содержала внятной информации, удобство и комфорт зачастую приносились в жертву творческому самовыражению архитекторов и дизайнеров.