От этой мысли мне стало не по себе. Я потушила свет и вышла на цыпочках из комнаты, сожалея о том, что заглянула туда. Я постаралась заставить себя не беспокоиться, не делать скоропалительных выводов, но отсутствие Харри в аэропорту, смущение, с которым он встретил меня, а теперь и красноречивое состояние его комнаты - все это в совокупности отнюдь не указывало на то, что он обрадовался моему приезду. Я почему-то вспомнила, какие определения нам с Харри дала мать перед своей смертью:
"Сын-развратник и дочь-шлюха."
Даже умирая, она старалась оттолкнуть нас друг от друга. Что бы она подумала, увидев сейчас меня и Харри? Испытала ли бы она горькое разочарование из-за тщетности её усилий? Или поняла бы, что хотя мы наконец были вместе, она все же сумела гротескно отомстить нам?
Я не хотела, чтобы она добилась успеха. Мы с Харри будем счастливы, твердо обещала я себе, отталкивая от себя мысли о том, как привлекателен Том с его выгоревшими на солнце волосами, как тщательно пытался Харри скрыть следы жестокого похмелья, как разрываются мои собственные желания между двумя мужчинами...
- Наконец-то она явилась, - сказал Харри, шутливо зааплодировав, когда я вышла в патио. - Видение в розовом и фиолетовом.
Я поцеловала его в щеку, делая вид, что не замечаю исходившего от него запаха перегара.
- Как тут чудесно!
Патио было освещено гирляндой из цветных фонариков, повсюду зеленели растения. На столе стояло большое блюдо с горячими бутербродами, аккуратно разрезанными на треугольники, обрамленные крупными зелеными оливками и сочным красным перцем. Том принялся открывать запотевшую черную бутылку, и я села между ним и Харри.
- Я не сознавала, как сильно проголодалась, - сказала я, взяв один из поджаренных треугольников. - Я ничего не ела после ленча в самолете.
- Это всего лишь tapaslxi, - объяснил Харри. - Позже мы отправимся в ресторан. В Испании никто не обедает раньше десяти часов.
- Это ещё нескоро, - сказала я. - Надеюсь, что я не засну к тому времени.
- Ты со временем к этому привыкнешь, - вставил Том. - Испанцы ночные люди. Жизнь здесь начинается, когда Франко засыпает.
Перед нами простиралось Средиземное море, освещенное тонким месяцем. Отсюда я видела большую часть берега, нежели из моей комнаты. Среди полной темноты горели огни домов. Я подумала, что в курортный сезон здесь все сверкает, выглядит празднично. Жаль, что мне придется ждать этого зрелища почти год. Пробка наконец вылетела из запотевшей черной бутылки, и Том поймал потекшее шампанское в бокал.
- Мы нашли лучшее местное шипучее вино, - сказал он, наполняя наши бокалы. - "Кордон Нуар." Выпьем за Алексис. За твое здоровье, дорогая.
Мы выпили за мое здоровье, и я попыталась завести беседу, но почувствовала её натянутость. Харри курил, непрерывно пил и ничего не ел. Нам с Томом удалось расправиться с поджаренными tapas, которые, как оказалось, содержали мясо креветок, ветчину и чесночный майонез.
- Как Иэн? - внезапно спросил меня Харри.
- У него все относительно неплохо. В Дартмуре он работает в библиотеке и держит в камере канарейку.
Том засмеялся, и Харри произнес серьезным тоном:
- Это вовсе не смешно!
Мы с Томом переглянулись. Неужели теперь Харри испытывал жалость к человеку, заявкоторого мы подставили? Зловеще улыбнувшись, Харри добавил:
- Это просто уморительно! Что он с ней делает, черт возьми?
- Полагаю, он нуждается в чьем-то обществе. Иэн не привык к одиночеству. Он кормит канарейку, ухаживает за ней.
- А она поет, - насмешливо произнес Харри.
- Насколько мне известно, канарейка - певчая птица.
- Как её зовут?
- Рудольф.
- Почему Рудольф? Кто такой Рудольф, черт возьми?
- Не знаю, - ответила я, начиная сердиться.
Том вмешался, чтобы предотвратить стычку между мной и моим братом.
- У меня есть идея. Почему бы нам не показать Алексис кое-какие места на набережной в Кампелло, прежде чем мы поедем в Аликанте обедать?
- Это лучше, чем говорить о чертовой канарейке по имени Рудольф, согласился Харри. - Подождите минуту, я сниму халат.
Том сообщил, что Кампелло - местная деревня, в которой ещё несколько лет тому назад не было ни одной мощеной улицы.
Когда мы вылезли из "сеата", люди стали оборачиваться, глядя на нас, особенно на меня.
- Они не могут решить, с Харри ты или со мной, - сказал Том. - Прежде они никогда не видели нас с женщиной.
- Они думают, что ты замужем за одним из нас, - добавил Харри. - Или обручена. Но они не знают точно, кто этот счастливец.
- Почему я должна быть замужем или обручена? Почему не могу быть независимой женщиной?
- Испанцы смотрят на это иначе, - сказал Том. - Здесь красивая женщина вроде тебя никогда не бывает одна, если только речь не идет о tortillera.
- Что это значит?
- Лесбиянка.
- Меня этому не учили в Берлитце.
Что значит жить и умереть в этом дремучем уголке Испании, никогда не видя остального мира? - подумала я. Наверно, это сулит покой. Несомненно, простоту. И смертельную скуку.
Однако будучи туристкой, я находила это место очаровательным. Первый cantinalxii, в который мы зашли, оказался весьма оживленным. Там гремела музыка - испанцы любят шум. Вдоль стойки под стеклом лежали разнообразные закуски, и я удивилась, увидев женщин (с малышами), которые пили кока-колу или апельсиновый сок, ели незнакомые мне закуски, а их дети тем временем безмятежно спали, не реагируя на грохот. Казалось, что тут все знакомы. Люди улыбались, смеялись, касались друг друга.
Том и Харри знали владельцев заведения - полную пожилую пару. Меня представили им как жену Харри, и это породило новые улыбки. Жена хозяина спросила меня, есть ли у нас ninoslxiii, и я ответила, что пока нет, но мы думаем об этом.
- A los ninos, - предложили они тост. - A los ninos de los Maringos.lxiv
Вино показалось мне горьким, когда я осознала содержавшуюся в этом тосте неумышленную насмешку. Я посмотрела на Харри, но его, похоже, не расстроило напоминание о том, что мы, будучи братом и сестрой, не могли пойти на риск и завести ребенка. К тому же я была уже слишком стара для этого, что усилило горечь вина.
- Нам не пора уходить? - спросила я Тома.
- Подожди минуту. Мы ведь не хотим обидеть этих людей.
Мне показалось, что меня ждет очень длинный вечер, и хотя я ощущала усталость, все же решила увидеть все до конца. Однако насколько было бы приятнее, подумала я, если бы Харри провел этот вечер со мной одной, не вынуждая меня общаться с Томом.
Я говорила себе, что было бы невежливым и грубым исключить Тома из нашего празднования, но знала, что корректность тут ни при чем. Том сопровождал нас, потому что Харри не хотел остаться наедине со мной. Все было просто, загадочно и оскорбительно. Как поступит Харри, когда мы вернемся в Лос Амантес и отправимся в наши спальни? Окажусь ли я с Харри или останусь одна? Мне ещё не не приходило в голову, что я могу оказаться с Томом.
- Не хмурься, Алексис, - поддразнил меня Харри. - Это же твой первый вечер в Испании. Улыбайся! Будь счастливой!
Я проглотила ещё один бокал кислого красного вина, ощущая подступившие к моим глазам слезы и стараясь не думать о том, как закончится этот вечер. Впереди ещё немало времени... Мне предстояло увидеть Аликанте, насладиться обедом, выпить другие бокалы вина. Возможно, к моменту нашего возвращения в Лос Амантес Харри начнет обращаться со мной, как с его женой, которую я изображала, а не как с его сестрой, которой я была на самом деле.
52
Когда через несколько часов Том въехал на кольцевую дорогу, окружавшую Лос Амантес, ему оставалось только поблагодарить Бога за то, что испанские правила уличного движения были гораздо более мягкими, чем английские. В противном случае его уже арестовали бы за управление автомобилем в нетрезвом состоянии. Стрелки часов приближались к трем утра. Алексис клевала носом возле Тома, а Харри храпел на заднем сидении. Том выключил зажигание.