ЛТПБ, где я провел четыре года, не являлась больницей, а представляла собой типичную тюрьму — тюремный режим, охрана МВД, решетки, колючая проволока и прожектора. Почти до последнего времени ЛТПБ была под охраной овчарок, спускавшихся с цепей на ночь и лаем не дававших заключенным, в том числе больным, спать.
Тяжесть тюремных условий усугублялась:
— двойной изоляцией и невозможностью обращаться к советским и партийным органам;
— умышленным смешением в одной камере людей здоровых и тяжело больных;
— безнаказанной пропагандой матерых контрреволюционеров и кулаков, в большинстве совершенно здоровых.
Здоровых людей, не имевших никаких признаков душевной болезни, в ЛТПБ было гораздо больше половины состава, а в открытом отделении их было до 90 процентов. Среди сотен практически здоровых людей в период моего заключения в ЛТПБ, в частности, находились:
И. И. КОЧЕРГИН, полковник-артиллерист;
НАЗАРЕНКО, полковник;
К. В. НИКОЛЬСКИЙ, ученый-геофизик;
ШВЕДОВ, композитор.
Факт массового наличия в ЛТПБ здоровых людей подтверждали лучшие из лиц персонала:
Ф. П. ОСИПОВ, оперуполномоченный;
Е. А. БАРИНОВА, врач 8-го отделения (как-то мне сказала: «Вижу огромную несправедливость по отношению к больным, еще больше — по отношению к здоровым. Не могу здесь оставаться»);
МАРИЯ ИВАНОВНА (фамилию не помню), заведующая 11-м отделением.
Мне известно, что врач-лаборант, лет 50-ти, очень хорошо относившаяся к заключенным и высказывавшая мне свое возмущение порядками в ЛТПБ (фамилию не помню), бросилась в Неву, не выдержав этой обстановки.
Многие из заключенных, не выдержав условий ЛТПБ, умерли в период моего заключения.
Для меня совершенно ясно, что оставить в таком виде, а тем более в ведении МВД, ЛТПБ и подобные ей учреждения нельзя. Они должны быть превращены в нормальные психиатрические больницы Минздрава.
Я думаю, что необходимо проверить по всей стране учреждения такого типа».
И. Г. ЛАПШЕВ, из заявления в КПК при ЦК КПСС от 24 декабря 1956 года:
«В результате разоблачения мною в г. Хвалынске преступных действий заместителя председателя районного исполнительного комитета депутатов трудящихся Мальцева меня 7 октября 1953 г. неожиданно арестовали органы КГБ и целый год незаконно держали в заключении, большую часть в ЛТПБ.
При выписке меня из ЛТПБ в ноябре 1954 г., по неизвестным мне причинам, в справке, выданной мне на руки, было указано, что я освобожден как «больной» на поруки моей жене. Это послужило причиной моей вынужденной двухлетней безработицы. Все мои обращения о реабилитации и трудоустройстве в многочисленные саратовские и московские инстанции остались безрезультатными.
Будучи в здравом уме и достаточной по возрасту памяти, никогда в жизни не имев никаких отклонений в своем психическом состоянии, убедительно прошу дать мне возможность вновь стать в ряды трудящихся Советского Союза посредством беспристрастного освидетельствования моего здоровья».
Как стало известно уже в 90-е годы, советская власть в лице органов здравоохранения и прокуратуры и не собиралась «посредством переосвидетельствования» восстанавливать доброе имя сотен тысяч людей, которых они официально записали в разряд психически ненормальных людей.
Если бы существовали только показания бывших узников ТПБ как свидетельства наличия в СССР карательной психиатрии, оппонентам не составило бы труда представить их как плод воображения не вполне здоровых психически людей. Но комиссия КПК при ЦК КПСС располагала и иными документальными материалами из архивов МВД СССР, ясно свидетельствовавшими о карательной сути советской психиатрии, ее тесной связи и зависимости от органов безопасности. Эти же документы содержат факты не только о злоупотреблении психиатрией с целью признания инакомыслящих психически больными, но и реализации с помощью психиатрии корыстных и иных целей, например увода от справедливого наказания некоторых государственных преступников, повинных в репрессиях против своего народа.
СВИДЕТЕЛЬСТВА РАБОТНИКОВ КАРАТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ
Ф. П. ОСИПОВ, оперуполномоченный ленинградской тюремной психиатрической больницы.
Из заявления Ф. Осипова на имя Н. С. Хрущева от 13 июля 1954 года, в котором он предлагал наладить оперативную работу с определенной категорией душевнобольных заключенных с единственной целью — получения данных «к пресечению преступной деятельности не вскрытой и не известной органам вражеской агентуры»:
«В 1952 г. душевнобольной заключенный НАДИРАШВИЛИ рассказал о преступной деятельности Берия, но его заявления расценили как бред сумасшедшего.
В 1953 г. Берия был разоблачен, частично и его преступные связи. Названные фамилии в обвинительном заключении на Берия указывались и в заявлениях Надирашвили.
Спрашивается, был ли у душевнобольного заключенного Надирашвили бред сумасшедшего? Нет, не был. За что же он содержался в тюремной больнице? А за то, что он знал о преступной деятельности Берия и об этом хотел сообщить лично товарищу Сталину. Арестован был и определен в ТПБ с нарушением уголовно-процессуальной законности.
Ясно, что Берия и его соучастники не только физически уничтожали честных советских граждан, которые знали об их преступлениях, но и тех, кого нельзя было уничтожить физически и кого с помощью врачей из института Сербского признавали душевнобольными и направляли в ТПБ, откуда если и исходили какие-либо протесты со стороны заключенных, на них не реагировали, считая бредом сумасшедшего.
Из обвинительного заключения на Берия также можно видеть, что отдельных шпионов Берия и его соучастники не допускали до советского правосудия и освобождали из-под стражи. А с теми, которых нельзя было освободить, но они для них являлись нужными людьми, что Берия делал? С помощью своих же соучастников направлял в ТПБ. Через 2–3 года они из этих больниц освобождались без каких-либо последствий возмездия за совершенные преступления».
Неслыханная дерзость рядового оперуполномоченного, вышедшего, не спросясь никого, на самого Н. Хрущева, вызвала небольшую панику в МВД СССР, тем более что Осипов был вызван в Москву для собеседования в Административном отделе ЦК КПСС. ЦК КПСС серьезно проверял изложенные в письме Осипова факты. В итоге было прекращено принудительное лечение в отношении Надирашвили и Сускина. И слава Богу, отклонили истинно бредовое предложение оперуполномоченного о проведении агентурно-оперативной работы среди контингента ЛТПБ.
МВД СССР не простило непозволительную инициативу своему подчиненному, и он был уволен из органов по состоянию здоровья, о чем в Административный отдел ЦК КПСС сообщил начальник ТО МВД СССР полковник Буланов.
Докладная записка Буланова в ЦК КПСС интересна тем, что она подтверждала наличие в ТПБ осведомителей, которых не держали бы только ради истинно душевнобольных людей.
Из этой же докладной становится известно и о процедуре цензурирования писем заключенных:
«14 и 30 числа каждого месяца фельдшер отделения собирает письма, адресованные родственникам, которые по описи передает лечащему врачу. Лечащие врачи прочитывают письма, и те из них, которые носят бредовый характер (!!), изымаются и приобщаются к истории болезни или к личному делу заключенного. Остальные письма сдаются ст. оперуполномоченному т. Осипову, и последний обязан проверить их содержание с оперативной (!!) точки зрения и решить вопрос, можно или нельзя направить их адресатам».
Буланов одновременно представил в ЦК КПСС копию заявления заместителя начальника ЛТПБ по оперативной работе майора Налитухина и секретаря партийной организации № 3 УВД Ленинградской области капитана Бабанова, составленного ими в сентябре 1951 года, но по неустановленным причинам адресату не отправленного. Скорее всего, судя по содержанию, оно предназначалось какому-то высокому функционеру ЦК КПСС. Буланов, видимо, был вынужден представить в высший партийный орган это заявление, поскольку о нем на собеседовании в Административном отделе упомянул Осипов, разделявший взгляды Налитухина на суть оперативной работы.