Не выполняется статья 41 закона, в соответствии с которой в случае, если больной помещается в учреждение социального обеспечения и в силу своей болезни не может осознанно дать согласие на такое направление, следует в законном порядке решать вопрос о его дееспособности. Это приводит к многочисленным нарушениям прав наименее защищенных и беспомощных людей.
Не обеспечено в надлежащем порядке право граждан на представительство своих интересов при оказании им психиатрической помощи, и особенно в случаях, связанных с судебной практикой. Так, судебно-психиатрическая экспертиза по уголовным делам в большинстве случаев проводится под влиянием следственных органов, еще до рассмотрения дела в судебном заседании. Такой «обвинительный» уклон неизбежен, так как защитник не принимает участия в следственных мероприятиях.
Не оговорено в действующей с 1970 года «Инструкции о производстве судебно-психиатрической экспертизы» право на представительство защитников интересов подэкспертного (адвоката, врача-психиатра, родственников) при проведении судебно-психиатрической экспертизы.
По-прежнему на обочине психиатрических проблем остается правовая дееспособность гражданина при решении его вменяемости. Ведь признание (не)вменяемости решается в судебном заседании, относится к периоду правонарушения и не имеет прямого отношения к способности лица, признанного невменяемым, защищать свои интересы в суде. Статья 407 действующего Уголовно-процессуального кодекса дает лишь право (а не обязывает) судье сделать распоряжение о вызове в судебное заседание лица, о котором рассматривается дело о применении мер медицинского характера, и не требует по этому поводу медицинского заключения. Не предусматривает УПК и присутствие в судебном заседании о применении принудительных мер медицинского характера родственников больного и представителей психоневрологических диспансеров.
Допускают нарушения прав больных инструкция и судебная практика принудительного лечения. Дело в том, что вид принудительного лечения с общим, усиленным или строгим наблюдением определяет суд и изменение этого вида лечения также относится к компетенции суда. Это ограничивает возможности врачей по мерам социальной реабилитации больных и возможности изменения вида принудительного лечения в зависимости от состояния больного.
Психиатрические больницы со строгим наблюдением расположены отдельно от других психиатрических больниц, их деятельность совершенно бесконтрольна, а клиническая и реабилитационная базы в большинстве случаев на том же уровне или ниже (из-за распада трудовых мастерских, плохого финансирования, недостаточной базы для повышения квалификации медицинского персонала, штатного недоукомплектования, отсутствия системы приобретения профессиональных навыков психологами и социальными работниками), что и во времена карательной психиатрии.
Клиническая основа для осуществления принудительных мер медицинского характера остается прежней: все решает психиатрический диагноз, а не состояние больного в период правонарушения, так как отечественная психиатрия до сих пор пользуется устаревшей классификацией психических болезней, тогда как в основе новой, 10-й Международной классификации болезней главным является состояние больного, определяемое не только биологическими, но и социальными и психологическими факторами.
Не связана с законом такая форма диспансеризации, как специальный учет совместно с МВД психически больных, представляющих социальную опасность. Дело в том, что группа больных представляет из себя лиц, находившихся ранее на принудительном лечении, которое было снято определением суда как раз в связи с тем, что они в настоящее время социально не опасны.
Сотни и сотни людей ждут медицинской реабилитации. Души же умерших в тюремных психиатрических больницах взывают к справедливости и доброй памяти о них.
Так кто же может совершить это поистине Богу угодное дело? Мне думается, что только Президент Российской Федерации, гарант конституционных прав человека, способен разрубить гордиев узел чудовищно переплетенных проблем, оставленных современному российскому обществу организаторами советской карательной психиатрии. Только Президент способен признать (и за то будет ему честь и хвала во все времена) противоречащими основным правам человека и политическими репрессиями действия партийно-советского руководства и меры принуждения со стороны государственных органов, связанных с психиатрическими пытками в форме насильственного помещения в психиатрические больницы без законных медицинских и юридических показаний; признать, что незаконное помещение десятков тысяч людей, арестованных за свои политические и гражданские убеждения, на принудительное лечение в психиатрические больницы есть не что иное, как дополнительная мера наказания, и требует не только политической реабилитации, но и медицинской, а также возмещения нанесенного им физического и морального ущерба.
Волею Президента может быть создана наделенная властными правами независимая ведомственная комиссия с участием психиатров, юристов, психологов и социологов для пересмотра в максимально сжатые сроки всех судебно-психиатрических заключений на лиц, признанных невменяемыми в связи с привлечением их к ответственности за действия против тоталитарно-бюрократического государственного строя с целью установления как обоснованности психиатрического диагноза, так и адекватности рекомендованных принудительных мер медицинского характера.
Только такая комиссия способна по свободному убеждению разработать предложения по совершенствованию законодательства в области судебно-психиатрической экспертизы и демонополизации ее руководства, контроля за применением судебно-психиатрических решений, системы принудительных мер медицинского характера, реорганизации и гуманизации деятельности психиатрических больниц со строгим наблюдением.
И венцом ее работы должен стать скорбный реквием — «Белая книга жертв карательной психиатрии».
В этом наше общее нравственное очищение.
P. S. Когда работа над книгой близилась к концу, я увидел на телевизионном экране сцену официального посвящения в должность нового министра здравоохранения России… Татьяны Дмитриевой, пребывавшей до сей поры на посту директора бывшего Института судебной психиатрии им. проф. Сербского.
Воистину, Россия страна потрясающих парадоксов во все времена! И невольно вспомнился Екклесиаст:
«Когда я обратил сердце мое на то, чтобы постигнуть мудрость и обозреть дела, которые делаются на земле и среди которых человек ни днем, ни ночью не знает сна: тогда я увидел все дела Божии и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого, и если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого».
Стало грустно и безысходно, ибо я тотчас вспомнил почти афористическое изречение новоиспеченного министра, которое следовало бы знать всем, прошедшим круги советского психиатрического ада: «Мы сейчас обращаемся к историям болезни тех людей, которые проходили по статьям 70 и 190 — антисоветская деятельность. Все-таки в основном это были люди с психическими расстройствами разного уровня». Дмитриевское «Все-таки» к сожалению не галилеевское: «И все-таки она вертится!»
Господи, уж не в горячечном ли бреду родилась моя книга?