— На каком основании?
— В новый год нужно вступать либо врагами, либо друзьями. Петька выбрал второй вариант. Как там по истории — наши государства больше не могут держать нейтралитет.
— Я не историк. Я могу лишь предположить, сколько между вами химии в процентном соотношении. Если на Петю приходится безопасный один процент, то твои девяносто девять меня беспокоят. Не зря ли я трахаю тебя на износ.
— Наверное, зря.
Впервые за всё время они спят в разных кроватях и не занимаются сексом.
Влада даже подумывает уйти, но откладывает эту мысль на потом. Всегда успеется.
***
— Сестра, родители приехали, — Даня на проводе с восьми утра. — Оторвись от хуя и будь дома к часу дня. Не бойся, я буду добрым, несмотря на весь беспредел, царящий в твоей тупой башке.
Доброго, как и приятного, мало в таких сообщениях.
***
— Бусинка, новая татуировка? — с порога спрашивает отец, переступая через валуны чемоданов.
Остальные перемены во Владе остаются вне поля внимания.
Влада автоматически осматривает себя, припоминая, какую татуировку не видел папа за девять месяцев скитаний на коленях по Центральной Индии; доделанный Бэтмен выглядывает из-под краёв юбки.
Не дожидаясь ответа от дочери, показывает творение индийских мастеров — на его спине, на лотосе восседает индийское божество Ганеша.
— Качественная работа, пап, — Влада проводит пальцами по изгибам рисунка, что создала кисть татуировочной машины. – Мам, а ты чем похвастаешься? — заходит в комнату, где мать, следуя учению фен-шуй, в правильном порядке расставляет приобретённые на просторах Азии фигурки. Руки матери оплетены узорами менди.
У окна взметнулся тонкий дым от палочки тибетского благовония.
И можно было бы вызвать таких родителей в школу, как того желал Мирон Дмитриевич когда-то. Конечно, если бы он хотел выслушать лекцию об очищении чакр, а так бы получил довольно критический отзыв о своей персоне на выходе.
— Атмосфера в доме тяжеловата, не находите, дети?
— Конечно, — в гостиной появляется Даня, — потому что кто-то съехал, — подстава засчитана.
— Влада?
— Она.
— С Петькой съехались? Кстати, он придёт сегодня на ужин? Устроим вечеринку органических продуктов.
— Хуже. С учителем химии.
В эту секунду в квартире останавливается всякое суетливое движение, даже часы на стене перестают двигать стрелками. Капля пота, прокатившаяся по позвоночнику, падшей на дно своих страстей, Влады, останавливается у поясницы. Все ждут неминуемого приговора.
— Я никогда не была хорошей матерью, и не смею требовать подчиняться каким-либо правилам в этом доме, — откровение зашкаливает наравне с температурными показателями.
— Мы скоро разъедемся, всё это было чистым недоразумением, — Влада пытается оправдаться; брат бы назвал это — выслужиться.
— Я не вправе тебя об этом просить. Просто будь осторожнее в своих помыслах, они не так чисты, как предстают на первый взгляд, — мама благословенно сжимает руку дочери.
— Если заваривать раз в месяц этот травяной сбор, то проблем с потенцией не будет, — отец разряжает обстановку, кидая в руки Дане холщовый мешочек с сухой травой. Она трещит хворостом под пальцами сына.
— Владиному ухажёру нужнее, — брат, смеясь, передаёт сестре лечебную смесь.
***
Тридцать первое декабря растягивает провода электрических лампочек на городских столбах.
Влада возвращается в квартиру Мирона после недельного отсутствия, не прикреплённого никакими вразумительными объяснениями.
Дверь открывает брюнетка с монро над губой и без паролей и явок пропускает внутрь. Влада улыбается и едва не предлагает секс втроём, но позади брюнетки из комнаты в комнату переходят незнакомые люди, а это уже предполагает свингерство.
В кухне висит сигаретная завеса, на столе раскладываются мясные тарталетки Катериной.
— Где я могу найти свои вещи?
— В спальне отца.
Влада отворачивается от Кати, собирается уходить.
— Я ненавижу тебя… — сквозь слёзы произносит дочь Мирона. Липкие слёзы превращают её лицо в недвижимую маску.
— Взаимно.
Всё это пустой трёп, не облагораживающий никого, но они наконец-то определились с направленностью своих отношений без лицемерия и притворства.
Её вещи аккуратно сложены в бумажный пакет, и Владиславе нужно как можно скорее убираться из квартиры, чтобы не столкнуться с презрительным взглядом Мирона Дмитриевича. Он обязательно заставит её объясниться.
Холод открытого настежь окна прикрывается теплотой тела.
— Я боюсь себя, безумная, — его руки притягивают Владу за плечи. Она обезврежена объятиями, в которых упрятано столько нежности, что голова кругом. Отгородиться нет сил.
Он больше ничего не говорит, просто подтягивает к локтю рукав рубашки, над запястьем набита татуировка оленя, точь-в-точь копирующая Владину и Петькину; в короновидных рогах оленя теряется чернеющее — marry me*.
_____________
*marry me — выходи за меня.
========== Часть VIII. ==========
Ни кольца, ни хуя. Лишь первоклассный плагиат оленя с кляксами букв в переплёте рогов.
Marry me — хуерре ми.
Спонтанность — старая дура в потёртом пальто.
Владу сотрясают «спонтанные» рыдания под перезвон бокалов в соседних комнатах. Слезы высушивают кожу лица, как солнце курагу. Хочется протереть лицо косметическими салфетками с запахом крема против морщин, но одолжит ли их Катерина, если она скажет её отцу «нет»?
Влада тянет рукав свитера Мирона к запястью, скрывая от своего взгляда татуировку.
— Тебе будет восемнадцать в марте… — в сердцевине слов разламываются ядра надежды. — Или ты совсем мартовская кошка?
— Я курю, как депрессивная неврастеничка, и трахаюсь, как блядина, — выходит из объятий химика, делая уверенный шаг вперёд; пробирает дрожь. Он не держит — он — не брат, не склонен к ограничению передвижения и насилию. — И мои девяносто девять процентов принадлежат Петьке.
— У тебя ко мне есть хоть что-то? — в путеводителе по её чувствам можно запутаться на раз.
— Скандалы, — не задумываясь.
— Мне не стоит больше зарекаться?
— Нам же вполне хорошо было на сеансах расслабляющего секса, зачем всё усложнять?
— Потому что я хочу заниматься любовью с любимой, — выделяет голосом, — женщиной, женой, — где-то на стыке слов звучит почти признание.
— Между нами даже не было каруселей, — открыто намекает на то, что они ни разу не были за пределами его квартиры.
— Любовь рассчитывается в каруселях? — в нём самом, кажется, заводится смертельная «парковая игрушка» — он не контролирует свою злость, которая затемняет зрачки на тон чернее.
— Вот именно, что любовь рассчитывается…
— Вот так вот всё и закончится?
Во дворе запускают преждевременную, тестовую серию салютов. Они не громче его сердца, разрывающего пульсирующим биением грудь.
— Вот так…
Посадка на рейс одиночества заканчивается. Декабрь утратит себя через десять часов. А Мирон обязательно переживёт этот полёт; просто закажет бутылку виски у стюардессы.
***
Они по разную сторону баррикад — стола.
Влада остаётся у Мирона Дмитриевича, потому что Петька просит провести этот новый год по-семейному.
— Владик, останься с нами, — этого вполне хватает, чтобы остаться в одних квадратных метрах с мужчиной, которому была дана отставка.