Бет чуть не задохнулась от этой близости и инстинктивно прижалась к нему, словно они были части единого целого.
После короткого замешательства он снова повел ее вперед. Она отчетливо слышала частое биение его сердца и тяжелое дыхание. Казалось, он видел в темноте, как кот, несмотря на то что находился в незнакомой обстановке. Когда он приказал ей открыть дверь, ее рука наткнулась прямо на старую дубовую дверь, ведущую во двор.
Свежий, влажный воздух упорядочил ее мысли. Она наконец сообразила задать вопрос, давно вертевшийся в голове:
— Куда мы едем? И зачем? — Зачем забирать ее отсюда, если все формальности могут быть улажены через адвоката? Не собирается же он привезти ее в Южный Парк, куда сразу после развода переедут Занна и Гарри!
Ответ озадачил ее еще больше:
— Ты не знаешь это место. Я нашел его, чтобы мы могли спокойно, без помех уладить все наши дела.
Спорить не о чем. Что она может сказать? Отказаться идти дальше? Это повлечет за собой новую сцену, исполненную скрытого насилия. Ей не хотелось подвергать этому Уильяма. Здесь его дом, а это — ее проблемы.
— Не собираешься возражать? — поинтересовался он. — Ты меня удивляешь. — Он взял ее руку и повел под дождь. — Думаю, ты понимаешь, что нет смысла бежать к Темплтону за помощью. Твой храбрый защитник давно наложил в штаны.
Его насмешка взбесила ее. Он продолжал вести ее через двор, по лужам. Дождь хлестал ей в лицо, платье промокло и прилипло к телу. Кто он такой, чтобы насмехаться над человеком, который его старше? Уильям благороден и добр, он бы никогда не повел себя таким образом с женщиной. Трудно представить себе мужчину, который одобрил бы поведение Чарльза Сэвиджа, его грубость, насмешки и злобные остроты.
Когда они подошли к машине, она не выдержала: сбросив его руку, прокричала:
— Уильям — более мужчина, чем ты. Он…
— Меня это совсем не интересует, — прервал ее он, — полезай в машину.
Слова сопровождались грубым толчком в спину. Бет помедлила секунду, потом забралась внутрь и устроилась на сиденье, вся мокрая и дрожащая. Сквозь текущие по стеклу струи воды она видела, как Чарльз укладывает ее чемодан.
Усевшись рядом с ней, он снял мокрую рубашку и кинул ее на заднее сиденье. Повернувшись к ней, спокойно произнес:
— Раздевайся.
— Нет. — Она вся дрожала, несмотря на жар, разливавшийся по ее телу при воспоминании о том дне в лесу, когда был зачат их ребенок. Она понимала, что не сможет устоять. Его полуобнаженное тело возбуждало ее, ей хотелось дотронуться до его смуглой, покрытой жесткими волосами кожи, до его мощного торса. Ей приходилось сдерживаться, чтобы не погладить широкие плечи Чарльза, кончиками пальцев не потрепать полоску волос на груди.
Он повторил с тихой угрозой:
— Раздевайся, или я сам раздену тебя. — И он непременно сделает это! Со сбившимся дыханием, дрожащими руками она дотронулась до верхней пуговицы своего платья. — Не веди себя как перепуганная девственница, моя милая. Я не покушаюсь на тебя. Мне просто не хочется, чтобы ты заработала пневмонию. — Он перегнулся назад и подал ей дорожное одеяло. — Можешь этим прикрыть свою скромность, — жестко проговорил он. — Но если ты помнишь, то я уже видел тебя голой. Так что на сей раз меня это не слишком заинтересует.
Но это была неправда. Он следил за каждым ее движением, пока она расстегивала пуговицы и стягивала с себя промокшую ткань, проклиная свои предательски заострившиеся соски, заметные сквозь тонкое кружево лифчика.
Она потянулась за одеялом, чтобы спрятаться от этого назойливого взгляда, но он поймал ее руку и скомандовал:
— Все остальное — тоже!
Бет продолжала сидеть неподвижно. Она не могла пошевелиться, будто из ее тела вынули все кости. Она мечтала, чтобы его руки и губы прикоснулись к ней так же, как до этого взгляд.
Она слабо попыталась воспротивиться, оттолкнуть его. Она не знала, что хуже: отвращение, которое она испытывала к себе самой, или желание, чтобы он понял, как страстно она хочет его. Чарльз издал какой-то хриплый гортанный звук и быстро разобрался с застежкой ее бюстгальтера. Руки его не сразу оторвались от груди Бет, а потом скользнули к бедрам, к темному островку внизу живота. Долгое мучительное мгновение он смотрел горящими глазами на нее, потом отпрянул и бросил ей одеяло.
— Прикройся! — резко прозвучал его голос. Дрожа, она закуталась в мягкую ткань, ненавидя себя за свои чувства, за то, как легко предавала себя.
Он завел двигатель и спросил ее непринужденно и спокойно:
— Ты и Темплтону так же легко отдавалась? Как ты заставила его сделать тебе предложение?
Ненависть и злоба сдавили ей горло. Она была готова разрыдаться, но сдержалась. Когда лучи фар прорезали тьму, она ответила резко и громко, ненавидя его в этот момент больше всех на свете:
— Ты мне отвратителен! Ты ничего не знаешь о моих отношениях с Уильямом. Ничего не знаешь! Слышишь?
— Прекрасно слышу, — искренно ответил он, направляя машину в темноту едва различимой аллеи. — И собираюсь узнать как можно больше. Там, куда мы едем, у нас будет на это время. Там нет ни одного человека на мили вокруг, на кого ты могла бы распространить свои соблазнительные уловки. Кроме меня.
Лучше бы он этого ей не говорил.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Что это за место? Они ехали уже больше часа, причем последние пятнадцать минут по проселочной дороге, переходящей в лесную просеку, может быть возникшую в результате пожара. Фары высветили домик посреди поляны, окруженной высокими деревьями.