Но Егор безжалостно оторвал ее руки, впихнул в зал и закрыл за ней дверь. Прислонился к стене и закурил.
Из-за угла вышел пожарник, таща за собой ящик с песком и огнетушитель. Поставил все это рядом с Егором, понимающе улыбнулся и ушел.
Перед глазами Сони возникали лица, знакомые ей лишь по обложкам журналов и афишам. Цвет и слава российской оперы. Лица равнодушные, скучающие, надменные… Сердце ее упало и даже будто перестало биться. Вдруг ее испуганные глаза встретились с поросячьими веселыми глазками Изольды Павловны. Великая примадонна подмигнула ей и скрестила пальцы на удачу. Соне полегчало. Она перевела дыхание, сердце забилось…
Егор услышал Голос — мощный свободный голос. Голос вышел из зала, заполнил весь театр и, казалось, весь город. Наступила тишина.
«Победа! — подумал Егор. — Она никуда не уедет!»
Это, действительно, была победа. Через два часа Соня вылетела на крыльях успеха — сияющая, преображенная, счастливая. Она бросилась на шею Егору и расцеловала его. Понятно, что дело было не в Егоре, сейчас она и Фердинанда поцеловала бы, и пожарника. Просто Егор был первый, кто встретился на ее пути. Но все равно ему было приятно.
— Вы не представляете, — лепетала девушка, — какие это чудные люди, как все они добры ко мне! Как великодушны! И сама Изольда Павловна порекомендовала меня и передала мне весь свой репертуар! Какая жалость, что она уходит!.. — И Соня заплакала.
Егор вел ее по коридорам, слегка обнимая за плечи и обдумывая, в какой ресторан они поедут обедать, что будут пить, как проведут вечер и какое обручальное кольцо он ей подарит — скромное, тоненькое, с одним крупным, чистой воды, бриллиантом в обрамлении сапфиров… И где они будут венчаться, где проведут медовый месяц, как назовут первенца… он прожил целую жизнь по пути к машине, а когда сел за руль, то мысленно рассказывал внукам необыкновенную историю своего знакомства с их бабушкой…
И он спросил уверенно, фамильярно, как будто уже тысячи раз задавал этот вопрос:
— Куда поедем обедать?
— Обедать? — удивилась Соня. — Я еще не завтракала. Отвезите меня домой. Если вам по пути, конечно. А то я на метро могу… У меня проездной.
— Какой проездной? — испугался Егор. — Мы в ресторан едем.
— Ресторан? Зачем? — изумилась Соня. — Я сварю себе яйцо всмятку и овсянку на воде. Хлеб, кажется, есть…
— Соня, овсянка в такой день?! — пытался объяснить Егор. — Надо же отпраздновать, отметить такое событие!
Соня улыбнулась ему дружелюбно, но совершенно незаинтересованно.
— Тут рядом есть неплохой ресторан, — засуетился Егор, — тихий, уютный. Возьмем отдельный кабинет. Икра, шампанское… «Вдова Клико» — помните, у Пушкина?
— Икра? — недоуменно переспросила девушка. — Шампанское? Я на диете! — Соня повернулась к нему и доступно растолковала, что у солистки Большого театра железный режим и строгая диета, что ее ввели в шесть спектаклей, к ней прикрепили личного педагога, и теперь в ближайшие десять лет у нее секунды свободной не будет. А в рестораны Софья вообще никогда не ходит, потому что бабушка этого не одобряет.
Тут они въехали во двор, Соня крепко пожала ему руку и ласково улыбнулась:
— Вы чудесный человек! Как вы меня поддержали в трудную минуту! Как вы хорошо сказали: надо надеяться, надо верить в чудо!
И она ушла. А Егор остался в опустевшем мире, и до него стало постепенно доходить, как он ошибся. Имея дело с Вероникой и ей подобными, он составил весьма примитивное и однобокое представление о женщинах вообще. Соня же в эти рамки никак не вписывалась.
Он понял, что ему здесь ничего не светит. Она будет мила, доброжелательна — и только. Симпатичный сосед с четвертого этажа, хозяин Фердинанда, добрый доктор Айболит, милейший человек, о котором забывают, едва сказав: «Добрый день! Как дела?»
Егору стало страшно грустно. Не то чтобы денег жаль, но столько времени, трудов, сил. Какие интриги, какие подвиги, озарения, невидимые миру слезы! Почему-то вспомнился вертолет «Черная акула» и пармские фиалки на грязном снегу… Мелькнула и тут же исчезла мысль о Светлане — каково-то ей было в тот день?
Но Егор был человек действия и не умел долго горевать. Не вышло кавалерийским наскоком, начнем осаду. Уйдем в партизаны, затаимся в лесах…
И у него привычно стал складываться сложный план из пунктов и подпунктов. Во-первых, стать необходимым. Во-вторых, изучить окружение и отсеять все лишнее. В-третьих, воздыхателей истребить на корню. В-четвертых, войти в доверие к бабушке и обаять старуху Голицыну, для этого, может быть, придется слетать в Париж и прикинуться бедным, но гордым аристократом. В-пятых, устроить судьбу Фердинанда… И как-то определиться с мамой…