— Софи! — хихикнула мадам Анпоше. — Тебя будто из сундука достали. Весь наш круг расстрелян. Тех, кто не успел уехать, сослали. У вас там, говорят, дворянские собрания завелись? И кто же посещает эти, с позволения сказать, ассамблеи?
— Уж кто-кто — а ты бы, Элиза, молчала! — рассердилась княгиня Голицына. — Ты потому за этого выскочку заступаешься и свадьбу живенько состряпала — я ведь все вижу! — что у самой рыло в пуху!
— Какое рыло? — ахнула Элиза.
— Хорошее русское слово, забытое тобою. Ты многое забыла, чему нас учили в детстве! — В голосе княгини зазвенел металл. — Наши убеждения, идеалы! Ты продалась золотому тельцу!
— Неправда! — всхлипнула Элиза. — Я любила Рауля! Я поступила вопреки воле папá и мамá, но наша любовь смела все сословные преграды!..
— Да, — согласилась Софья Андреевна. — Рауля ты любила. Правда, когда он умер, ты неприлично быстро выскочила замуж за Жака. Я — в голодающей Москве! — два года носила траур по своему французскому зятю, а ты?
Но тут певчие грянули, слегка грассируя: «Гряди, голубица!» — и освободили бедную Элизу от необходимости отвечать на такие бестактные вопросы.
А потом толпа с облегчением высыпала из душной церкви на зеленую лужайку. Месье Анпоше, пунцовый от переполнявшей его гордости и тщеславия, звонко расцеловав Сонечку в обе щеки, объявил, что его внучка затмевает всех красавиц Франции, и велел подать шампанское. На мгновение он утратил свой галльский здравый смысл и приказал выкатить бочку сидра для местных жителей.
Поселяне прокричали «Виват!», явился местный оркестрик, состоящий из аккордеона и скрипки, и начались буйные пляски.
Месье Анпоше подхватил Соню, Егор пригласил мадам Анпоше, и они смешались с хохочущей веселой толпой.
И только в углу заброшенного русского кладбища рыдал молодой француз — семнадцатилетний парижский кузен Сони, раненный в самое сердце ее мимолетным взглядом. О, почему они так поздно встретились! В день ее свадьбы!
Он плакал, и слезы его лились на потрескавшееся, замшелое надгробие ярославского купца Акиндина Горелкина, просадившего наследственный капитал в злачных местах Ниццы и Парижа и умершего в этом тихом городке от инфлюэнцы и острой нехватки денег…
Синее-синее небо. Солнце в зените. Остров в Атлантическом океане, покрытый буйной тропической растительностью.
В небе показалась точка, застрекотала, увеличилась и превратилась в мощный военный вертолет «Черная акула». Он стал снижаться на пляж. Пилот помог выбраться Екатерине Петровне, Фердинанд выпрыгнул сам. Из-за деревьев плавно выехал лимузин и завяз в песке пляжа. Они проехали по просеке, вырубленной в джунглях, повернули, и перед ними открылся чудный вид.
На зеленом холме стоял большой белый дом — настоящая усадьба плантатора. Колонны, балюстрада, мраморные ступени, огромные французские окна… Он сиял на вершине холма, как мираж в пустыне, как воплощенная мечта о спокойствии и разумной здоровой жизни.
Даже Екатерина Петровна на миг онемела. Они с Фердинандом вышли из лимузина и стали медленно подниматься по ступеням их нового жилища.
На самом краю крыши, покачиваясь, стояла молодая прелестная попугаиха и лукаво поглядывала на Фердинанда.
Фердинанд онемел.
Попугаиха побежала по краю крыши, затем взмыла в воздух.
Фердинанд вспорхнул следом. Они обогнул маленькую манговую рощу, потом полетели над океаном. Теплый поток воздуха возносил их в верхние слои атмосферы. Они парили и орали от счастья.
Природный голос попугаев, визгливый и пронзительный, невыносим для человеческого уха. Но это их родной язык.
Прошел год. Большой театр приехал на гастроли в Париж.
Сияющее фойе Гранд-опера, казалось, было заполнено исключительно господином Анпоше — он перебегал от одной группы к другой, пожимал руки, трепал по плечу, хохотал, шутил и вообще был вне себя. Большинство присутствующих были его родственники, друзья, деловые партнеры. Всех их месье Анпоше пригласил на оперу Рихарда Штрауса «Кавалер Роз», где партию Октавиана исполняла его внучка — Софи Голитсин, настоящая княжна, из тех самых! «Сейчас, когда, слава Богу, идет речь о восстановлении законной власти в России, древние фамилии должны объединяться в современном мире выскочек и чистогана, и он, господин Анпоше, не пожалеет ни состояния, ни даже жизни ради торжества справедливости!» — убеждал француз гостей, при этом значительно подмигивал и бежал к вновь прибывшим. У него был свой спектакль, своя главная роль. Он дирижировал толпой, рассаживал в нужные места нужных людей, раздавал букеты и программки с великолепным портретом Сони.