— Ну да. Сам обгорел дотла, одна только голова невредимой осталась. Остальное сгорело до костей. Но сестричку вынес, на той ни единого ожога, только вся в копоти была.
— Так это и есть та Скороходова? — Лена окончательно вспомнила ту печальную историю.
Доктора долго боролись за мальчонку. Сначала в Воронеже, оттуда его спецрейсом перевезли в Москву. Всем миром спасали маленького героя, но пацанчик таял на глазах. И только в Америке смогли поставить его на ноги. Какой-то таинственный спонсор, отказавшийся называть свое имя, организовал…
Стоп. Спонсор. Благотворительность. Да нет, быть такого не может. Майоров не занимается благотворительностью. К тому же, это ведь было больше года назад, а отчет-то на Ленином столе за прошлый квартал.
— Ну да, — ответила Агнесса, пока мысли роем проносились в голове новой сотрудницы. — Та самая. Шеф устроил им с сыном лечение в Штатах. Потом они вернулись сюда, и он купил им квартиру в Москве — ребенку необходимо постоянно постоянное лечение, а там у них, в области, нет ожогового центра. А эта горе-мамаша опять недосмотрела, поленилась его в бассейн водить. У мальца как поперли рубцы — они же растут, он уже не мог руки к телу прижать — столько гадости подмышками наросло! Пришлось Майорову второй раз их в Штаты отправлять. Так что, говоришь, приходила?
Все тем же равнодушным тоном Лена ответила:
— Ну да, утром встречала шефа. С цветами и еще каким-то кульком. Видимо, шампанское, еще чего-нибудь. Да только он не взял.
— Ну слава Богу! — Агнесса даже перекрестилась. — Наверное, нашелся мудрый человек, надоумил хоть "спасибо" сказать. А то ж первый раз из Америки как вернулись, так даже не объявилась, не поблагодарила. Ни за лечение, ни за квартиру. Майорову, конечно, ее благодарность не нужна — исключительно ради пацана старался. Ты ж, наверное, знаешь его историю?
Лена навострила ушки. Какую историю? Она ничего не знала, но говорить об этом вряд ли следовало. Уже по одному сообщническому голосу Агнессы она догадалась, что сия история охраняется тщательнейшим образом, просто в силу близости к Майорову, по ее мнению, Лена непременно должна была знать все его тайны. А потому она невыразительно кивнула, чтобы нельзя было разобрать: известно ли ей что-то или нет.
Агнесса продолжила шепотом, как будто кто-то мог их подсушивать под дверью:
— Представляешь, какая у него жизнь была? При сумасшедшей-то мамаше? Нет, я ничего не хочу сказать: тетя Мона — добрейшей души человек, я ее всегда любила. Не могу сказать, что бывала у них слишком часто, но иногда отец брал меня с собой — наши отцы работали вместе, до сих пор дружат. Алексей Николаич всегда ее поддерживал — дай Бог каждой такого заботливого мужа! Но как он ни старался, а она так и не смогла смириться с потерей. Вот ты мне и скажи — откуда у детей такое бывает? Как получилось, что один из близнецов — здоровый, а у второго лейкемия? Откуда эта гадость у двухлетнего пацана?! Бились-бились за него, а только намучился пацанчик напрасно. У нас тогда не делали пересадку костного мозга, а заграницу выехать на лечение могли только родственники первых лиц государства. Майоров-то тоже не последний человек в отечестве, я имею в виду старшего. Впрочем, теперь младший папашу крепко обошел. Короче, не спасли.
Кусакина вздохнула тяжко, и вспомнила про чай:
— Ой, остыл уже! Надо ж было разболтаться.
Прихлебнула, поморщившись, и продолжила:
— Я, как ты понимаешь, была еще совсем маленькая, мало что помню — я ведь всего на год старше их была. Вернее, это я Стасика практически не знала, зато отлично помню, как мои старики, насмотревшись на страдания Майоровых, меня без конца на обследования таскали, боялись упустить момент. Еще бы — государство-то родное фиг бы помогло в случае чего. Это тебе не сейчас. И сейчас-то не приведи Господь такого, а в то время же еще не было таких технологий. Короче, Стасик умер, не дотянув до пяти лет. А тетя Мона с тех пор заговариваться стала. Потом и вовсе сдала. И ушла так тихо-тихо, незаметно. Как будто растаяла.
Потрясенная, Лена не находила слов.
Одним глотком допив безвкусный чай, Агнесса распорядилась:
— Так, все, за работу. Отчет нельзя задерживать.
И тут же, практически без перехода, окунулась в мир цифр. Лена последовала за нею. Да только из всей таблицы видела лишь одну строку: "Благотворительность". И цифру "648 244, 08". История, рассказанная Агнессой, потрясла ее до глубины души, однако все это не давало Майорову права списывать какие-то личные проблемы под видом благотворительности, и за счет этого лишать государство налогов. Она, конечно, не собиралась его никуда сдавать, но если он хотя бы попытается где-то ее ущемить, Лена непременно воспользуется своим тайным оружием. А для этого она должна знать все.