– Ничего вы не понимаете! – крикнула она, почти с блаженством уступая накатывающейся истерике. И то слишком долго держалась, просто удивительно, что не сорвалась раньше. А теперь – плевать, плевать на все! – Я убила двоих. Одну женщину в Нижнем Новгороде, но это нечаянно, это просто так получилось, меня даже судить не стали, ну а в Аммане меня точно полиция разыскивает. Я так же шарахнула Алима об стенку, как вы сегодня Грицка шарахнули, но Грицко живой, а Алиму не повезло. Сволочи! Сволочи, все вы сволочи… – Она замотала головой. – Могла бы – еще двадцать раз убила бы его, тварь поганую! Ну как? Теперь верите?
Она отбросила покрывало и пошла, пошла по кругу в первых движениях арракс аш-шаркий, напевая мелодию, поводя бедрами и высоко вздымая руки, чтобы груди приподнялись, колыхнулись волнующе…
Юрий, упрямо наклонив голову, бледный, прошел как бы сквозь нее, рванул дверь, забыв, что она заперта на ключ.
Алёна потерянно замерла посреди каюты, опустила руки…
Ее вдруг как-то отпустило . Только дрожь осталась, а туман, поселившийся в голове, выдуло мгновенно. Смотрела молча, беспомощно в спину человека, стоявшего около двери…
Он оглянулся, пожал плечами, потом медленно подошел к Алёне и, подняв с полу покрывало, набросил ей плечи:
– Ладно, хватит. Прикройся.
Ее бил такой озноб, что зуб на зуб не попадал.
Юрий подвел ее к койке, Алёна послушно легла, свернулась калачиком.
– Х-хол-лод-д-дно…
Юрий покачал головой, заглянул в рундук под койкой, достал одеяло, потом другое, третье. Сел рядом.
– Эй, может, врача позвать? У тебя, часом, не малярия?
– Н-нет. Н-нерв-вы…
– А, так ты ко всему прочему еще и профессиональный псих?
Алёна испуганно глянула на него, но увидела улыбку – и закрыла глаза, чтобы спрятать внезапные слезы. Высунула из-под груды одеял руку, вцепилась в его пальцы – они были просто раскаленные по сравнению с ее ледяными!
– Не уходи. Пожалуйста, не уходи…
– Ладно.
Алёна Васнецова. Январь 1999
Фаина Павловна вошла в операционную, как всегда, с таким видом, словно ей предстояло свершить бог знает какие великие дела: шаг стремительный, руки в перчатках на отлете, из-под колпачка ни волосиночки не выбивается, брови сосредоточенно сведены, невидимые сейчас под марлевой повязкой тонкие губы – Алёна это наверняка знала – стиснуты в ниточку. Полная боевая готовность к превращению блудницы в голубицу!
Маленькая женщина, лежащая на кресле, смотрела на Фаину, как кролик – на удава, вползающего в его клетку. Алёна чуть не фыркнула, однако сдержалась, потому что Фаина ей этого никогда не простила бы. Боже упаси, знали в центре, если до Малютиной долетят хоть какие-то смешки или пересуды на ее счет или хотя бы на счет ее пациенток. Фаина Павловна всерьез считала, что в основе благосостояния центра лежит именно ее святая деятельность по втиранию очков мужикам, а всякие там подтяжки стареющих прелестей или отсосы жира с толстых животов – это от лукавого. Ничего не скажешь: возвращение девственности – удовольствие дорогое. Когда у Фаины появлялась новая пациентка, всем остальным сотрудницам можно было рассчитывать хоть на небольшие, но все же премиальные.
Но эта женщинка, сложением больше похожая на пожилую девочку, вряд ли принадлежит к денежным слоям общества… Хотя как знать, если заявилась сюда и записалась на операцию! Впрочем, Фаина, помнится, что-то такое говорила, будто за нее платит жених, кавказец, которому до смерти приспичило жениться на девственнице. То есть именно на этой конкретной девственнице.
– Приступим? – бодро вопросила Фаина, устремляя пронзительный взгляд в глаза будущей девушки, и та от страха просто-таки заелозила голым худеньким задом по клеенке.
– Больно будет? – спросила жалобно – наверное, уже в пятый раз, и Алёна устало вздохнула, потому что малость притомилась отвечать на этот вопрос. Ответа пациентка словно бы и не слышала: кивала, а через несколько минут снова спрашивала обморочным шепотом: «Больно будет?..»
– Ну, Надюша, мы же сто раз про это говорили! – рассеянно ответила Фаина, пристальным взором глядя на тощий живот и до блеска выбритый лобок пациентки. – Аборт с укольчиком когда-нибудь делала? По времени примерно то же самое, по нашим усилиям – раз в десять сложнее, по твоим ощущениям – тихий сладкий сон, за которым последует исполнение всех желаний…
И она заговорщически глянула в глаза пациентки, словно знала об этих мечтаниях что-то особенное.
Алёна увидела, что бледные худые щеки Надежды зарозовели, глаза заблестели, внезапно наполнившись счастливыми слезами, и все ее такое обыкновенное и даже, прямо скажем, некрасивое личико преобразилось, внезапно похорошев. Алёна несколько раз растерянно моргнула, изумленная этим волшебным превращением лягушки в царевну, однако злые чары уже снова сомкнулись над лицом Нади, натянув на него прежнюю неказистую маску.
Батюшки! Да она, похоже, по уши втрескалась в этого своего кавказца и натурально на все готова, только бы им завладеть!
– Начинаем, – сказала Фаина Павловна, и Алёна взялась за флакон с дезраствором, чтобы смазать, так сказать, операционное поле, как вдруг в глазах врача мелькнуло озабоченное выражение, и она наклонилась над животом пациентки: – А это что такое?
Ничего особенного, на взгляд Алёны, над синеватым лобком не наблюдалось, только маленькая родинка-папиллома, однако в голосе Фаины звучал такой ужас, как будто ей по меньшей мере довелось наблюдать воочию признаки чумы египетской. Пациентка мгновенно занервничала, попыталась приподняться и поглядеть, что привлекло внимание врача, но Фаина властным жестом заставила ее снова лечь:
– Не дергайся, Надюша. Все в порядке. Алёна, смажь-ка папилломку йодиком, давай по-быстрому.
Рука Алёны зависла над столиком в поисках флакона с йодом. Вот странности, его нет. Подошла с шкафчику с лекарствами, который стоял в глубине операционной, но йода не оказалось и там.
– Ну, моя дорогая… – пожала полными плечами Фаина Павловна. – Непорядок, непорядочек. Пойди-ка принеси и сделай все как надо. Уж не знаю, чем твоя голова занята. Если опять за Ингу переживаешь, то вот мой тебе совет: плюнь ты на нее! Взрослая девка, своим умом живет, у нее своя судьба, и не тебе…
Алёна закрыла двери операционной, отсекая рассудительный голос Фаины Павловны.
Все правильно. Все именно так, как она говорит. Своя судьба, своя голова на плечах… Очень даже соображучая голова, кстати сказать! Первое, что брякнула Инга, узнав, что в центре «Ваш новый образ», где работает старшая сестра, начали делать операции по восстановлению девственной плевы, было:
– Ну наконец-то! А то тут один хахаль недавно брякнул, что всю жизнь мечтал переспать с девочкой, да их, говорит, теперь уже днем с огнем не сыщешь. Я ему уже хотела посоветовать к своей сестричке обратиться, но теперь, похоже, своими силами обойдусь. А запиши-ка ты меня на эту операцию, вот он вытаращит глаза, когда в следующий раз протолкаться в меня не сможет! А я ему так и скажу: я теперь девочка, если целку порвешь, в загс поведешь! Как ты думаешь, он сделает мне предложение? И, кстати, эту операцию небось не один раз проводить можно? Это какой же простор для аморалки!
И захохотала, повалившись на диван, высоко задрав ноги, чтобы сестра видела: трусиков Инга по-прежнему не носит. Для удобства употребления, как она выразилась однажды…
Алёна постояла перед аптечным шкафом, пока не рассеялись перед глазами эти желто-красные круги и она разглядела на верхней полке с десяток пузырьков с йодом. Черт бы их подрал! Черт бы подрал эту Фаину! Зачем она брякнула про Ингу? Нарочно, определенно нарочно – ведь прекрасно знает, как ранит Алёну, что похождения ее сестрички известны всем и каждому! Главное, все утро потратила на попытку успокоиться перед операцией, и ей это даже почти удалось, а теперь снова… Ого, как дрожат руки, удастся ли точно попасть в вену или, как в прошлый раз, истычет всю руку пациентки?
– Что-то ты долго, – холодновато сказала Фаина Павловна, когда Алёна вернулась в операционную. – Соберись, соберись!