Я была удивлена мужским озорством, но сдержала смешок.
— Ты слишком долго сюда добирался, — проворчал Демид, голос которого был похож на скрип.
Клим в отместку махнул рукой.
— У меня были кое-какие дела в Лондоне. Теперь я здесь. Так что же происходит в Судане?
— Борьба, что же еще? — сказал Архип, лаконично пожав плечами. — В основном сосредоточенно все в Хартуме. Полагаю, что туда мы и отправимся. Это место где сейчас хуже всего и мы больше всего там нужны.
Демид посмотрел на меня поверх своей микро чашки с кофе, а затем на Клима.
— И так, Ангелина. Вы когда-нибудь занимались чем-то подобным? — он махнул неопределенно в восточном направлении. — Чем-то настолько подавляющим?
Клим ответил за меня.
— Она почти десять лет проработала в скорой помощи. Она справится.
Я закатила глаза на Клима, меня раздражало, что он говорил за меня.
— Я могу сама отвечать. И да, у меня есть опыт. Я, возможно, не была в бою, как вы четверо, но я знаю, как сохранять спокойствие, когда вокруг все давит.
— Надеюсь, что это так,— сказал Демид,— потому что я уверен, что в аду нет времени, чтобы спастись, когда дерьмо начинает летать.
— Она будет в порядке,— сказал Клим, его голос был раздраженным.
Не смотря на его утверждение, что я буду в порядке, он выглядел встревоженным. Я играла крутую девочку для братьев Клима, но теперь, когда я поняла, что на самом деле сижу в чужой стране, в окружении миллионов людей, чей язык я не знаю, чья религия мне не понятна, а культура совершенно чужда, я ощущала всю глубину моей незащищенности.
Клим почувствовал мой скрытый страх и сжал мою руку под столом.
Не в первый раз, и, безусловно, не в последний, я подумала: Во что я ввязалась?
Мы уехали в Хартум сразу на следующий день, так что я скоро это узнаю…
Я сделала все возможное, чтобы оградиться от звуков выстрелов и криков, чтобы сосредоточиться на человеке, который истекал кровью передо мной. Он был тараторящим в панике арабом, его грудь часто вздымалась, он задыхался. Я приложила смоченную повязку к кровоточащей ране в его боку, прижав так сильно, насколько было можно, в то время как Клим встал на колени рядом со мной, вытаскивая шприц с морфином. Его перчатки были окрашены в темно-красный, а одежда забрызгана кровью и грязью, его серо-зеленые глаза были сосредоточенны, мрачные и жесткие.
Он воткнул шприц в ногу пострадавшего, надавил на поршень и отбросил шприц в сторону. Почти сразу же болтовня раненого затихла и Клим начал бинтовать рану на нем. Клим работал не торопясь, а каждое его движение было отточено до автоматизма.
Я едва сохраняла здравый ум. Клим был единственным моим якорем в этом мире. Он был моим спасительным глотком воздуха, за который я цеплялась, когда вокруг меня творились хаос и безумие войны. Он не разговаривал со мной, кроме как когда отдавал команды, в течение почти семидесяти двух часов, и мы не спали более восьмидесяти. В каждом из этих часов мы были начинены марлей, сшиванием, ампулами с морфином, и держали людей, когда они умирали.
Мы закончили латать молодого человека и оставили его там, где он лежал для братьев Клима, чтобы переместить его в безопасное место. Клим взял меня за руку и потянул к следующей жертве, пожилому мужчине с длинной бородой и тремя ранами в области желудка, через которое сочилось обильное количество крови и других жидкостей. Он ужасно вонял и кричал.
Клим посмотрел на меня и незаметно покачал головой, я поняла, что эта жертва не выживет. Клим подошел к нему с ампулой морфина, и человек затих, его глаза с благодарностью смотрели на Клима. Я услышала слова, которые теперь знала: Аллах… инша Аллах, а потом он затих.
Я и раньше видела, как умирают люди. Я работала в скорой помощи в течение нескольких лет, начиная как двадцатилетний студент, боявшийся собственной тени, свежий выпускник медицинского университета и затем, продолжив работать в огромной больнице. Я видела смерть. Я посещала больных, когда они делали свой последний вздох. Некоторые из них тоже были с огнестрельными ранениями. Но это… это было по другому. Я видела как этого самого человека подстрелили. Он был здоровым и энергичным, стоя на коленях в дверях с АК-47, среди взрывов и огня, в десяти метрах от того места где мы работали. Затем выстрел, брызги крови и он упал. Все это происходило во время того как мы работали над маленьким мальчиком. Задыхаясь, я испустила вдох и рухнула в грязь рядом с мертвым стариком. Ничего не помогало. Звуки потускнели вокруг меня, мои мышцы как будто заледенели, а мой мозг покрылся инеем. Я не могла двигаться, я не могла дышать. Я просто хотела, чтобы мое усталое тело упало вниз, закрыть глаза и не видеть кровь. Я видела, слышала и ничего не чувствовала.
Клим потряс меня.
— Ты должна встать милая. Мы не можем остановиться. Мы еще пока не закончили, — он крепко дернул меня за руку и что-то горячее коснулось моего уха. — Двигайся, Лина!
Обеспокоенность в его голосе, и сам факт того, что он кричал, заставило меня двигаться. У нас всех была черная униформа с гигантскими красными крестами на спине, руках и сундуках, на наших рюкзаках, четко обозначающая нас как медиков. У нас была нейтральная позиция, мы помогали всем, кто пострадал, независимо от политической принадлежности.
— Они не должны нас трогать. — сказал Клим. — Но это не мешает им сбивать нас.
Он тащил меня вперед. Все было как в тумане: песок, здания, голубое небо, пылающее солнце, Клим рядом со мной, его рука, крепко удерживающая меня, и треск, взрывы над нами, впереди и позади нас. Клим был невозмутимым, молчаливым, огромным и сильным рядом со мной. Мой рок.
Звук вернулся, эмоции вернулись.
Мы дошли до перекрестка и Клим рывком потащил меня в сторону, в пустое, разбомбленное здание, полное щебня и битой мебели. Он прижал меня в углу, закрывая своим телом ото всех. Мы оба носили бронежилеты, так что он выглядел даже больше чем обычно. У него было по пистолету на каждом бедре и черная бандана, помеченная красным крестом, укрывающая его волосы. Его глаза уставились на меня.
— Ты в порядке? — его голос захлестнул меня, словно шепот, словно оградил ото всех криков, обстрелов и взрывов снаружи. Он вспотел, его грудь вздымалась, и его руки были на моей талии.
— Я в порядке,— ответила я, глядя на него снизу вверх.
Боже он был таким сексуальным. Клим–воин. Я обнаружила, что меня возбуждает он напротив меня, бесстрашный и неудержимый, его жесткие серо-зеленые глаза, рассматривающие меня, его твердое тело, словно щит от всего мира. Я была возбуждена от того, что он затащил меня сюда, укрыл ото всех и беспокоился обо мне. Так же я чувствовала, как энергия проходила сквозь меня, желание струилось по моим венам, разжигая огонь во всем теле, который я не могла замедлить или контролировать, огонь разжигающий пламя внизу моего живота. Глаза Клима опустились на мою грудь, сверкнув, что заставило мои бедра трепетать.
Это было нелепо, но не было ничего лучше, чем чувствовать руки Клима на себе. Это было не то место, не то время, но я не могла перестать об этом думать.
— Это плохо, что я сейчас возбуждена? — спросила я, глядя на него из-под опущенных ресниц.
Он ухмыльнулся и прижался бедрами к моим.
— Нет, это нормальная реакция на адреналин. Я всегда возбужден после боя.
— Бой, все еще идет,— сказала я.
— Это так,— сказал Клим, сокращая расстояние между нашими губами. — Но пошло оно все.
— Разве мы не должны быть там?
Он не ответил на мой вопрос, просто прижался губами к моим, мягко и влажно, проскользнув внутрь языком. Шум, страх, усталость, все отошло на задний план и заменилось телом Клима, напротив моих губ и груди, а также его рук на мне. Я потеряла себя в поцелуе, смутно ощущая стук своего сердца, полную непрактичность и неправдоподобность момента в своем мозгу.