«Андерсен часто страдал от депрессии, был очень ранимым и обидчивым. Он так боялся погибнуть от огня, что, когда путешествовал, всегда брал с собой веревку, надеясь спастись с ее помощью в случае пожара. Он также очень боялся, что его похоронят живым, и просил друзей, чтобы в любом случае ему разрезали одну из артерий перед тем, как его положат в гроб. Когда он болел, он часто оставлял на столике у кровати записку. В ней было написано: “Это только кажется, что я умер”». (Уоллас и др., 1993, с. 8–9.)
Сексуальная сфера
«Он испытывал нервный страх перед суровой реальностью жизни, ему не хватало мужской твердости, из-за чего он временами говорил о своей наполовину женской натуре. Его нерешительность проявлялась в удивительно осторожном отношении к некоторым наиболее самоуверенным друзьям и — что особенно бросалось в глаза — в его более чем осторожном отношении к женщинам… Но он не отваживался также вкусить плод эротики в кратковременной любовной связи, хотя для этого у него были многочисленные возможности… Его потребность в женщинах была велика, но страх перед ними еще сильнее. Казалось, он испытывал непреодолимую инстинктивную боязнь вступить в интимную связь с женщиной, пуританский ужас перед сексуальным влечением. Описание искушений Антонио в “Импровизаторе” и его реакций на них очень точно передает положение самого писателя. Одно время считалось, будто он обладал гомосексуальными наклонностями, но думать так нет оснований. К тем немногим женщинам, в которых он был серьезно влюблен, он испытывал подлинные чувства». (Гренбек, 1979, с. 216–217.) ‘
«Его “любовные письма” особенно Коллину, который был абсолютно гетеросексуален, могут даже навести на мысль, что Андерсен был скрытым гомосексуалистом. В действительности же Андерсен был просто безнадежно неудачливым в любовных делах эксцентриком, жаждавшим глубоких чувств, ласки и слов одобрения и восхищения. Мастурбация была тем единственным, что давало выход его сексуальной энергии, но из-за нее он постоянно носил в себе ощущение огромной вины». (Уоллас и др., 1993, с. 9.)
«Сочетание женских черт характера с мужскими; латентно-гомосексуальная бионегативная личность». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 323.)
Последние годы жизни и смерть
«Скупой, как Гарпагон, и чрезвычайно подозрительный в годы нелюдимой старости, Андерсен всюду видел козни врагов и прятался даже от близких знакомых». (Маковский, 1991, с. 224.)
«Нервная натура мешала ему переносить жизненные невзгоды, что усугубилось, когда ему перевалило за шестьдесят… В 1868 году его здоровье значительно ухудшилось. Ему уже трудно было выйти в гости или йа продолжительную прогулку в деревню. Усталость все больше стесняла его, а к ней добавились приступы недомогания, головные боли, тошнота, удушье, лихорадка… Неудивительно, что у него больше не было ни воли к жизни, ни хорошего настроения. Еще в 1860 году он пережил долгий период тоски и отвращения к жизни. Но мере того как он слабел, подавленное состояние ухудшалось. Ему все труднее и труднее давалось самообладание. Приступы рыданий наступали чаще, он становился все более раздражительным и несносным в обществе, и сам знал это. Он был как бы свидетелем собственного физического и психического разложения, но все же относился к себе с некоторой иронией… Можно было ожидать, что нарастающая слабость остановит его литературное творчество, и действительно он в то время часто жаловался, что муза его покинула. Тем не менее среди несомненного упадка у него бывали периоды прилива неистощимой энергии, и он снова писал… Но это были последние вспышки жизненной силы. Над ним уже витала тень смерти. К его прочим мучениям еще раньше добавились боли в желудке, одышка и бессонница… Он страдал раком печени». (Гренбек, 1979. с. 119–120.)
«В октябре Григ11 пишет из Копенгагена: “Недавно я встречался с Г.-Х. Андерсеном, которого теперь смело можно называть “чудак Андерсен” — право же, он впал в детство!”» (Хейберг, 1975, с. 162.)
Особенности творчества
«Бабушка Андерсена служила при госпитале умалишенных, и мальчик, бывая у нее, присматривался к несчастным больным. “Меня сделали писателем песни отца и речи безумных", — говорил Андерсен». (Бархин. 1926. с. 727.)
«Самый строй воображения Андерсена— чисто-детский… Воображение Андерсена было настолько сильно, что принимало иногда в жизни, как у Гофмана, болезненную окраску; но все его произведения носят здоровый отпечаток. Они временами так грустны по настроению, что, кажется, сердце поэта разрывается на части; но все они — произведения вполне нормального человека. Так воображение ребенка кажется иногда диким, но оно нормально для ребенка». (Пресс, 1991, с. 299.)