Ноги казались обутыми, но… снизу были видны его босые пятки…» (Усова, 1997, с. 401.)
«…Я написала отчаянное заявление о том, что моего мужа, смертельно больного, допрашивают, и я прошу, — как странно это сейчас прозвучит! — психиатрической экспертизы…Даниила перевели в Институт им. Сербского, который не был тогда тем черным местом, каким стал позже. Через три-четы-ре месяца последовало заключение: “лабильная психика”. Это значило, что роковое заявление, из-за которого ему оставили срок, хотя и уменьшенный, он мог написать в состоянии депрессии». (Там же, с. 22.)
Особенности творчества
«Необычные черты его личности определили и особенности его творчества. Ощутимое, реальное — употребляя его термин — переживание иной реальности. Таким в 15 лет было для него видение Небесного Кремля над Кремлем земным». (Андреева, 1993, с. 10.)
«Спустя семь лет, когда Андреев учился на высших литературных курсах, озарение посетило его снова, во время пасхального богослужения в одной из московских церквей. С тех пор “прорывы в иной мир” случались время от времени, не играя, впрочем, значительной роли в жизни Андреева». (Вандерхилл, 1998, с. 350.)
«Я говорила о моментах в жизни Даниила Леонидовича, когда в мир “этот” мощно врывался мир “иной”. В тюрьме эти прорывы стали частыми, и постепенно перед ним возникла система Вселенной и категорическое требование: посвятить свой поэтический дар вести об этой системе. Иногда такие состояния посещали его во сне, иногда на грани сна, иногда наяву. Во сне по мирам иным (из того, что он понял и сказал мне) его водили Лермонтов, Достоевский и Блок — такие, каковы они сейчас. Так родились три его основных произведения: “Роза Мира”, “Русские боги”, “Железная мистерия”…Мне кажется, читая Андреева, убеждаешься в его стремлении быть, насколько хватает дара, чистым передатчиком увиденного и услышанного… Василий Васильевич Ларин, советский академик, физиолог, атеист, очень подружившийся в тюрьме с Даниилом, с удивлением рассказывал мне: “Было такое впечатление, что он не пишет, в смысле “сочиняет”, а едва успевает записывать то, что потоком на него льется”». (Андреева, 1993, с. 19–20.)
«Казалось — огненного гения / Лучистый меч пронзил сознанье, / И смысл народного избранья / Предощу-тился, креп, не гас, / Как если б струи откровения / Мне властно душу оросили, / Быть может, Ангелом России / Ниспосланные в этот час». (Андреев Д.Л. «У стен Кремля», 1941–1950.)
«Однако именно тюремное заключение помогло Андрееву усовершенствовать и расширить свой мистический опыт. Лишенный контактов с внешним миром, он научился осознанно управлять “трансфизическими странствиями души” во сне и в состоянии бодрствования… Основываясь на этих откровениях, Андреев начал писать “Розу Мира” — грандиозный трактат о сокровенном строении Вселенной, о мистической подоплеке всей истории земной цивилизации и о грядущих судьбах человечества». (Вандерхилл. 1998. с. 350.)
«Когда в общей камере тюрьмы все засыпали, он погружался примерно в то состояние, в которое впадают индийские йоги путем чрезвычайного сосредоточения… Даня называл это состояние “трансфизическими странствиями, которые совершались во время сна отсюда, из Энрофа России”…Я подумала, что, стало быть, голоса эти были не “свыше”, а скорее голоса его собственного подсознания». (Усова, 1997. с. 442.)
«Я приоткрою твоим очам / Свет, неподвластный земным ночам…» (Андреев Д.Л. «Железная мистерия».)
«Общаясь с духовными Существами, Андреев составил подробное описание миров, существующих за пределами нашего восприятия». (Вандерхилл, 1998, с. 347.)
«Случается и так, что больной переносит психотические приступы шизофрении и выходит из них иным человеком, но без грубого дефекта личности, вынося из бездны психоза стремление исследовать неведомые ему до того глубины. Возможно, приступы болезни по-своему помогли творчеству… Даниила Андреева…» (Волков, 2000, с. 443.)
Видения, мистика, пророчества духовидца кажутся нормальным людям или дурачеством, или сумасшествием, потому что их разум работает совсем в другом направлении. С детских лет живущий по своим собственным законам и в придуманном им самим мире, Д. Андреев, став взрослым, с такой же тщательностью начинает его описывать, пользуясь любой подходящей и даже мало приемлемой (тюремная камера!) возможностью.