«Свои “подвиги” он начал с того, что помолился богу, взял нож и пошел к колодцу. Там он снял с себя всю одежду, с безумными криками изрезал ее на куски и голым побежал по улице. В костюме Адама юродивый разгуливал по многолюдным улицам и площадям Константинополя, сквернословил и делал непристойные жесты… Чудеса, описанные в “житии” Андрея, совершенно неправдоподобны… Но объяснить причину их появления можно по-разному. Может быть, они — выдумка ловкого обманщика, рассчитанная на доверчивых людей… А может быть, галлюцинации душевнобольного, использованные церковью». (Каргалов, 1974, с. 7, 12.)
В настоящее времят располагаем двумя прямо противоположными утверждениями в отношении юродивых. Религиозной базой юродства является буквально понятая мысль, высказанная апостолом Павлом: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, то будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом» (1 Кор., III, 18–19). Принявшие на себя «подвиг юродства» считались святыми и подвижниками церкви. В православной аске-тике понимание душевной болезни было значительно шире, чем в классических направлениях психиатрии, так как аскетика относила к душевной болезни также «безнравственные состояния ума и сердца, волевую неспособность стояния в добре» (Игумен Евмений, 1999, с. 20). Согласно светской (атеистической) точке зрения, юродивые без тени сомнения определялись как психически больные люди, жития которых полны различных вымыслов, а имевшие место «чудеса и пророчества» — всего лишь удачные совпадения или легенды. Истина, скорее всего, лежит посередине.
АПУХТИН АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ (1840–1893), русский поэт. Основные мотивы лирики — грусть, разочарование, недовольство жизнью. На некоторые его стихотворения П.И. Чайковский написал романсы.
«Хилый ребенок, склонный к болезненной полноте, Леля Апухтин рос баловнем любвеобильной матери, в обстановке довольства, праздности, безделья и сибаритства… В девятилетием возрасте он знал наизусть почти все произведения Пушкина и Лермонтова и сам сочинял стихи». (Афонин, 1959. с. 3.)
«Службой Апухтин совершенно не занимался. Он весь отдался прожиганию жизни в среде аристократической “золотой” молодежи. Известный “цыганский” романс Апухтина “Ночи безумные, ночи бессонные”, написанный позднее (1876), является весьма точным автобиографическим отзвуком шумно проведенной молодости». (Венгеров, 1991а, с. 396.)
«…Апухтин открыто вел гомосексуальный образ жизни, ничем не смущаясь, ничего не боясь и делая его предметом шуток… [В 1862 г. П.И. Чайковский и А.Н. Апухтин]…оказались вовлечены в гомосексуальный скандал в петербургском ресторане “Шотан”. Модест13 пишет, что оба друга были “обесславлены на весь город под названием бугров14”». (Познанский, 1993, с. 33.)
«Здесь в Петербурге, началась его болезнь — тяжелое, неизлечимое ожирение… Потребность его быть на людях, не оставатьсй наедине с собой была, по-видимому, органической потребностью, стремлением уйти от тоски, которая постоянно преследовала Апухтина. В своих письмах он много раз упоминает о тоске, “из которой уже нет выхода”». (Н.А. Поварским, 1961, с. 10.)
«Дыша порывисто, бывало, лишь войдет / Шажками быстрыми, болезненный и тучный, / Усталым взглядом он собранье обведет, / И коль не по сердцу салон ему докучный, / Стиха не выронит…» (Баронесса Е. Остен-Сакен)
«Уже в 1870-х гг. у него началось болезненное ожирение, которое в последние десять лет его жизни приняло колоссальные размеры и “довело его до настоящего убожества”, хотя особенных страданий и не причиняло. Под конец жизни он проводил целые дни на диване, с трудом двигаясь даже несколько шагов». (Венгеров, 1991а, с. 396.)
«Последние годы жизни Апухтина прошли тяжело… К творческой неуверенности прибавилась болезнь: полнота, донимавшая Апухтина с детства, развилась в водянку, сделав его затворником». (Дмитренко, 1991, с. 23.)
Апухтин обращался к будущему читателю: «Не осуждай меня холодной думой…» Бог всем судья; мы лишь попробуем сделать попытку патографического анализа. Творческий путь Апухтина делится на два периода. Первый — веселый и гиперсексуальный (при этом не особо значима направленность сексуального влечения), когда были созданы все его юмористические и наиболее жизнерадостные стихотворения. Второй — меланхоличный и гипосексуалъный (поэт так и умер холостым), когда преобладающим фоном настроения стал депрессивный. В это время Апухтин находился уже под явным гнетом тяжелого соматического недуга. Можно предположить развитие асцита, явившегося в свою очередь следствием какого-то сердечнососудистого расстройства, возможно и генетически детерминированного. Так как при первичном ожирении конституционный фактор является одним из ведущих, то не его ли подразумевал Апухтин, когда с пронзительной болью писал: «Но все-таки… за что? Вчем наше преступление?.. / Что дед мой болен был, что болен был отец, / Что этим призраком меня пугали с детства, — / Так что ж из этого? Я мог же, наконец, / Не получить проклятого наследства!..» («Сумасшедший», 1890).