Но появлялись трещины на фасаде, которые выдавали не только возрастающее чувство неуверенности, всё более параноидальное в своей интенсивности, но и другие особенности, например, эксцентричность, бесчувственность, недоверие, мстительность, одинаково к друзьям и врагам. Всё это казалось психопатическим по природе. В натуре Тиберия была червоточина, которая постепенно всё больше давала себя знать. Прогрессирующий беспокойный страх проявился в его отношениях с племянником, Германиком, сыном его старшего брата Друза, который был женат на Агриппине, беспощадной и энергичной дочери Юлии, бывшей жены Тиберия. Родство Германика с императорским домом было таким близким (правнук Октавиана. — Ред.), что, если бы Тиберий умер, у него было бы больше шансов на императорскую диадему, чем у собственного сына Тиберия, Друза.
Тиберий завидовал Германику, который, вероятно, использовал своё положение для завоевания популярности, и в его возрастающем авторитете видел угрозу своей собственной власти. Германик был обаятельный молодой воитель, любимец народа, которого добрая фея осыпала всеми дарами, кроме одного — здоровья, ибо у него была эпилепсия, болезнь, которую ему суждено было передать, возможно, в конце концов с роковыми последствиями, своему сыну, будущему императору Калигуле. В конце концов судьба выступила против своего баловня Германика, ибо он серьёзно заболел. Возможно, слухи о том, что его отравили, справедливы, если учесть ненависть к нему Тиберия. Реакция Тиберия была типичной. Он боялся, что на него могут указать пальцем, как на совершившего это деяние, и решил, что лучше всего будет найти козла отпущения, и не кого-нибудь другого, а своего же легата, Кальпурния Пизона. Легат вернулся домой и в лучших римских традициях перерезал себе горло, в результате чего Тиберий пожаловался, что, покончив с жизнью, Кальпурний Пизон пытался свалить вину на него. Охотно жертвовать теми, кто ему служил, чтобы самому спастись — это была типичная психопатическая привычка Тиберия.
Устранение Германика не решило проблемы преемственности, ибо наследниками считались скорее два старших сына Германика, Нерон и Друз, чем его собственный сын Друз. Поскольку Германик умер, интересы его семьи представляла его вдова, Агриппина, женщина из того же теста, что и Ливия, «с неутолимым, — как заметил Тацит, — желанием господствовать», настолько, что её «мужские страсти отвлекали её от типично женских пороков». Подозревая её мотивы, боясь её популярности, Тиберий относился к ней враждебно.
Тем временем с его попустительства всё большая и большая власть переходила к префекту преторианской гвардии Сеяну. Сам император всё больше пренебрегал деталями административной работы, и его интерес к управлению, всегда прохладный, всё уменьшался. Он считал, что Сеян был его верным слугой, но Сеян использовал своё положение, чтобы устроить свою собственную судьбу, и он сам поглядывал на императорский трон. Ему удалось организовать устранение Агриппины и двух её сыновей. Её младший уцелевший сын, Гай (Калигула), вместе с малолетним внуком императора, Тиберием Гемеллом, оставались единственными видимыми наследниками его власти. Однако Тиберий помешал желанию Сеяна жениться на вдове его собственного сына. Сеяну оставалось только ждать и надеяться.
Тиберий, в основном отстранившись от активного управления, удалился на прекрасный остров Капри. Он идеально мог служить крепостью и убежищем, и там император не боялся заговоров, страх перед которыми постоянно его преследовал. Именно на Капри семидесятилетний император мог свободно предаваться извращённым удовольствиям, которым суждено было очернить его репутацию. Тацит писал: «В этом месте он давал волю своим неумеренным аппетитам… С гордостью восточного деспота он хватал молодых людей простого происхождения и заставлял их уступать своим зверским удовольствиям… Изобретались новые способы похотливости и новые условия для скандальных тонкостей в сладострастном наслаждении».
Светоний выражался яснее. В присутствии императора молодые мужчины и женщины совокуплялись по трое «чтобы возбудить его угасающие страсти». Маленькие мальчики, которых он называл своими «рыбками», обучались догонять его, когда он плавал, «и пробираться у него между ногами и лизать и покусывать его». Он обманом заставлял мужчин пить большое количество вина, «а затем внезапно затягивал верёвку вокруг их гениталий, которая не только врезалась в тело, но и мешала им мочиться». Он совершал акты пыток садистской жестокости. «На Капри до сих пор показывают место, на вершинах утёсов, откуда Тиберий наблюдал, как его жертвы сбрасывались в море после длительных и изощрённых пыток».