Такое «дьявольское» происхождение объясняло демоническую энергию и взрывной дурной характер, который отличал принцев этой династии. «Мы, которые от дьявола пришли, — как говорят, едко сказал брат Иоанна Ричард I, — должны неизбежно к дьяволу и вернуться». «Не лишайте нас нашего наследия: мы не можем вести себя иначе, кроме как дьяволы». «De diabolo venit et ad diabolum ibut», — заметил св. Бернар Клервоский («От дьявола пришёл и к дьяволу уйдёт» (лат.). — Пер.).
Отец Иоанна, Генрих II, был человеком огромных способностей и безжалостной решимости, как правило, беспокойный и подверженный приступам бешеного гнева. Когда он злился, глаза его сверкали огнём. «Он великий, действительно величайший из монархов, — сказал Арнульф из Лизьё архиепископу Фоме Бекету Кентерберийскому, которому позже суждено было испытать яростный взрыв королевского гнева, — ибо никого нет выше его, кого он почитает, и ни одного подданного, который может возразить ему». Когда храбрый епископ укорил его за проявление гнева, Генрих грубо возразил, что если может гневаться Бог, он не видит причины, почему не должен король. Когда незадачливый советник, Ришар дю Омме, случайно сказал несколько слов в похвалу его врага, короля Шотландии Вильгельма Льва, Генрих «сдёрнул с головы шапку, стащил пояс, сбросил плащ и одежду, сдёрнул покрывало с кушетки и, сев на всё это как бы на кучу экскрементов, принялся жевать солому».
Такие предки могут кое-что объяснить в характере Иоанна, особенно если вспомнить, что его мать, Элеонора Аквитанская, тоже была властной и несдержанной женщиной. Иоанн был самым младшим из чёртова семени, избалованным ребёнком, щёголем, который по всем признакам предпочитал роскошь двора военному ремеслу и был крайне инфантилен во взглядах и поведении. Представляется возможным интерпретировать отклонения в характере Иоанна воздействием воспитания и окружения. Он был в центре перетягивания каната между непредсказуемым отцом и властной матерью. Мать относилась к нему с презрением. Отец как будто любил его, а потом выбросил за борт. Анжуйский двор, в котором он вырос, был школой вражды и предательства, и Иоанн оказался способным учеником. Несдержанный и самовлюблённый, он кажется в такой же степени жертвой, как и создателем проблем, которые в конце концов его погубили.
Итак, что конкретно можно сказать в пользу предположения, что психика его была неустойчива? Пти-Дютайи пишет о нём как о жертве маниакально-депрессивной болезни, которая объясняет, почему вся его жизнь кажется колебанием между периодами кипучей энергии и всепроникающей летаргии. В 1204 г. он уступил Нормандию французам во многом из-за своего бездействия. Король, замечает летописец, веселился по ночам и долго не вставал по утрам со своей молодой женой Изабеллой. В тот самый день, когда он отправлял своих лошадей, собак и соколов в Нормандию, чтобы они наверняка были уже там, когда прибудет он, опора английской обороны в Нормандии, неприступная крепость Шато-Гайяр, выходящая на Сену, пала перед врагом. И всё же внимательное изучение документальных данных не показывает, что эти вопиющие переходы от энергии к прострации были постоянной особенностью его жизни. Временами внимание Иоанна к государственным делам было неустойчивым, но в общем, хотя с ним случались приступы безделья, он был работящим, даже добросовестным королём.
Если эти обвинения отпадают, что остаётся для предположения, что Иоанн был психически болен? Говорят, что его безудержный гнев и чрезмерная жестокость доходили до того, что его поступки принимали за безумные. «Он весь целиком, — вспоминает Ришар из Девиза о столкновении между Иоанном и канцлером Ричарда I, Вильямом Лоншаном, — так изменился, что его невозможно было узнать. Гнев исказил ему лоб, горящие глаза сверкали, на розовых щеках появились синие пятна, и я не знаю, что было бы с канцлером, если бы в этот момент безумия он, как яблоко, упал к нему в руки, когда они рубили воздух». Такая серьёзная потеря самообладания безусловно говорит о психическом расстройстве, но припадки гнева были характерны для Анжуйской династии.