— Мила похожа на маму, — говорю я, взглянув на Макса.
— Так и есть. — Он смотрит на меня. — Твой кофе уже давно готов. Как и моя температура.
Максим достает ртутный градусник, что все это время был под рукой, и пытается поймать блик света.
— Дай мне, — говорю я, по-собственнически забрав термометр из его рук. — Здесь же тридцать восемь! — Гляжу на него и машинально прикладываю руку ко лбу. — Ты ведь горишь! Тебе нужно много пить. Хорошо, что я привезла отличное противовоспалительное и жаропонижающее средство!
Господи, почему я так громко говорю? Почему бегу маленькими шажочками к пакету, что остался стоять на полу? Почему так долго делаю вид, будто никак не могу найти пакетики с чудодейственным порошком?
— Каролина, успокойся, — говорит Макс низким голосом и медленно приближается ко мне. — Я не умираю.
— Ага! — восклицаю я, подняв на него голову. — Этого еще не хватало!
— Ты бы расстроилась?
— …Что?
Максим останавливается напротив меня и склоняет на бок голову. Футболка на груди все еще мокрая.
— Ты думаешь о том же, о чем и я?
— Не знаю…
— Я обещал тебе этого не делать.
О чем мы говорим? Прочищаю горло, заглядываю в пакет и достаю пакетик с лекарственным порошком.
— Сейчас выпьешь и ляжешь спать, а наутро проснешься новым человеком.
Снова хмыкаю, резко разворачиваюсь и делаю шаг в сторону кухни. Нога поскальзывается и я, как полнейшая идиотка, плюхаюсь на пол; мандарины рассыпаются, упаковка капель для носа залетает под диван, а блистер с таблетками от боли в горле (зачем их купила?!) под стеклянный столик.
— Забыл предупредить, пол чертовски скользкий! — говорит Макс, помогая мне подняться. — Сильно ушиблась?
Встаю на ноги и тут же замираю. Наши лица так близко друг к другу, что его горячее дыхание обжигает мои губы.
— …Все в порядке.
— Уверена?
— Угу.
Его глаза опускаются к моим губам, потом медленно ползут наверх.
— Мне очень хочется нарушить обещание, Каролина. Очень, — повторяет он, напряженно пробегая глазами по моему лицу. — Но я хочу выздороветь.
То, что делают его руки — необъяснимо. Одна осторожно касается моей спины, а другая бережно убирает прядь волос с лица и отбрасывает её за плечо. Все это — по-настоящему. Наши лица не скрывают маски, и от этого я чувствую себя точно обнаженной. Не могу позволить себе коснуться его даже кончиками пальцев.
— Тебе не стоило приезжать. Так мне никогда не станет лучше.
— Я лишь хочу помочь.
— А выходит все совершенно наоборот.
Еще секунду мы глядим друг другу в глаза, а потом его руки медленно опускаются. Макс выпрямляется, бросив затяжной взгляд в сторону кухни.
— Раствори этот пакетик в стакане теплой воды и ложись под одеяло. Завтра тебе станет лучше.
Хватаю шубу и сумку, сую ноги в сапоги и выхожу из квартиры. Лифт попрежнему на семнадцатом этаже, так что ждать не приходиться. Пока спускаюсь вниз, раздумываю над его словами и с каждой секундой их истинный смысл становится для меня понятен. Как будто собираю огромную картинку из тысячи пазлов. И когда последний прочно встает на свое место, мои губы растягиваются в победной улыбке.
Я нравлюсь Максиму. А это совершенно не нравится ему.
28
Поклонник Милы подарил ей на Новый год шарм на браслет (что когдато подарил я!) из белого золота с розовыми кристалликами и красной висюлькой в виде сердца.
— Прелесть, правда, Макс?
— Розовая банальщина, — киваю я, обгоняя сонную «Волгу».
— А вот бабушке подарок понравился.
— Как его зовут?
Мила складывает руки на груди:
— Забыл о нашей договоренности? Всему свое время, братец.
— Надеюсь, оно не наступит, когда ты уже будешь с пузом ходить и плакать, что этот крендель тебя бросил?
— С ума сойти, да у нее железные нервы! Я бы ни за что с таким как ты не замутила.
Бросаю на Милу раздражительный взгляд:
— У кого?
— Пф-ф. У Каролины твоей ненаглядной. И как она только терпит это вечное «бу-бу-бу»? Наверное, и впрямь влюбилась.
— Мы с ней работаем вместе и все.
— Ты её хочешь.
— Что?! Мила!
— Чего запаниковал так? — хмыкает сестра. — На дорогу смотри, я в школу хочу без происшествий добраться.
— Тогда молчи и слушай музыку!
В последнее время я стал чересчур восприимчивым и нервным. Шуточки сестры, что раньше могли только улыбнуть, теперь поджигают во мне буйство таких неординарных чувств, что хочется кулаком стену пробить. Да, черт возьми,
ДА! Я хочу Каролину! Слышишь, сестрица?! И я не просто хочу оказаться в ней, зарывшись лицом в её шелковые волосы, мне нужно нечто большее… Я не знаю, что именно. Разговоры, просто лежание и ничегонеделание или прогулка по городу — НЕ ЗНАЮ! Но, когда она рядом, я чувствую себя слабым. Сильным и одновременно слабым. Я вижу её почти каждый божий день, стараюсь держаться подальше, говорить лишь «привет, как дела?» и мгновенно ретироваться, но все равно не могу заставить себя не смотреть в её сторону, не наблюдать за тем, как она задумчиво грызет карандаш, объясняя что-то рабочим… Я вообще не могу не смотреть на нее.