— Аникита Иванович, а что такое неразменный рубль?! — вдруг спросил Бутербродов.
— Ч-что, твою мать!?
— Понятно… — проворчал гинеколог и поднялся. — Ну тогда я пойду.
И он ушёл.
Заскучавшая пациентка, при виде специалиста, оживилась.
— Что случилось? — апатично спросил врач, вновь усаживаясь на рабочее место.
— Доктор, родной мой, внизу живота появились тянущие боли, — прерывающимся от волнения голосом сообщила дамочка.
— Раздевайтесь! — рубанул врач, даже не глядя на пациентку.
— Прямо здесь!? — ужаснулась дамочка.
— Ну, не в коридоре же, — задумчиво напел доктор, барабаня пальцами по столу.
Особа с опаской посмотрела на его лицо. Бутербродов блаженно улыбался.
— Я, наверное, в другой раз зайду… — дамочка медленно попятилась из кабинета.
— Как хотите, — проводил её безмятежный голос гинеколога.
***
Инстинкт самосохранения подсказал врачу, что свою смену ему надо досидеть до конца. Когда часы показали 15.00, то Бутербродов галопом поскакал к дому. Но не к своему, а к соседскому. Дверь открыла бабушка Юльки.
— Добрый день, Елена Сергеевна.
— Здравствуй, Андрюша, — поклонилась старушка. — Проходи.
Доктор расположил задницу на мягком креслице, в гостиной. Бабулька примостилась на стуле. Внучки не наблюдалось.
Бутербродов тупо молчал, блуждая глазами по комнате. Спустя пять минут соседка не выдержала:
— У тебя что — то случилось!?
— Нет… то есть, да… не знаю… — невнятно ответил Бутербродов. Он как мог сосредоточился и быстро выпалил:
— Елена Сергеевна, помните, вы рассказывали про женщину, которая лечит, снимает порчу, заговаривает?
— Помню, конечно. Ты тогда ещё посмеялся над старухой.
— Беру свой смех назад! — отчеканил доктор. — Мне необходим её адрес. Срочно!
— Ты захворал? — проявила заботу Юлькина бабка.
Жизнь слишком коротка, чтобы лгать. Но правда наполовину — это не совсем ложь.
— Мне надо проконсультироваться по одному вопросу, — небрежно ответил Андрей Васильевич. — По очень… личному.
— Влюбился, — вынесла приговор старушка. — Я тебе помогу, — она с усмешкой отошла к буфету, стала там рыться.
Глупо отрицать то, что в принципе неотрицуемо по мнению старушек… а иногда и полезно играть с ними «в поддавки».
— Вы угадали, я влюбился! — обрадовано вскричал Андрей, и постарался сделать томное лицо.
— Вот адрес ворожеи, — бабушка протянула клочок бумажки. — Доедешь до предпоследней остановки девятого автобуса, там спросишь.
Андрей Васильевич схватил бумажку, протанцевал с нею до порога. И зачем-то задал глупый вопрос:
— А она дорого берёт?
— Кто сколько даст. С каждого по возможности.
***
— Кысь — кысь — кысь, — звал Бутербродов, заглядывая под кровать. — Куда же ты пропал, зазноба?
Пропиликал нетерпеливый дверной звонок. На пороге стояла Юлька.
— Добрый вечер, Андрей Васильевич, — впорхнула соседка в его квартирку, невзирая на попытку заградительного жеста.
Мокрый плащ поверх секси-халатика, в котором проглядывали аппетитные шарики. В руке — зонтик, в глазах — нахальный вызов. На худющих ножках босоножки.
— Мне надо поговорить с Вами, как женщине с мужчиной! — заявила девица.
— Может, в другой раз? — робко предложил доктор. — Мне надо идти.
— Двенадцать минут Вас не задержат, — с угрозой возразила Юлька. — Итак… меня интересуют четыре вещи. А ещё я Вам хочу сделать важное предупреждение!
— Ну, — Бутербродов обречённо сложил руки на животе.
Когда человек лжет, ему приходится затрачивать уйму энергии на поддержание вымышленных образов. Кроме того, искривляется поток между чакрой горла и чакрой сердца. Потому говорят «кривить душой». Ото лжи она действительно искривляется. Будем надеяться, что обожаемый доктор об этом знает. Юлька встала в воинственную позу и начала допрос:
— Где Вы вчера были целый день?
— Дома валялся…
— С кем?
— Один. Даже кот меня покинул, — Бутербродов театрально провел рукой по глазам, и понял, что они действительно «чешутся». Ах, мой Кыся…
— А почему тогда не открывали? Я звонила — звонила утром. И вечером приходила. — Юлька, в своей манере, строго глядела сквозь очки.
— Я приболел, — не нашел ничего лучшего ответить врач. Другой бы на его месте давно выгнал прилипчивую девчонку, но Бутербродов не мог, мешало воспитание. И ещё — он был добрый.