Девушка, не отрываясь, смотрела, как он работал. Изредка Силантий брался за отвертку. Дело шло быстро. Когда он забывал назвать какую-нибудь вновь открывшуюся часть, девушка спрашивала:
— А это?
— А это — шпилька, вроде как у вас. А это — собачка... А это — ползун: вишь — ползает, а это уж — сосок спускового кручка называется, а это... шептало! — сказал он, понижая голос и вытаращив глаза, — вишь шепчет!.. Шептало! — повторил он со вкусом это слово, от которого, очевидно, от него веяло чем-то живым, человеческим в этой машине.
Перетерев все части нагана тряпкой, он приступил к сборке. Аннета несколько раз пробовала помочь, он охотно давал ей наган и потом хохотал во все горло.
— Эх, вы... волос долог! не при вас, видно, сделано!..
— Дай хоть барабан вложу, — рассердилась Аннета.
— На! — сказал он покорно.
Аннета долго пыхтела над барабаном и, наконец, бросила револьвер на стол.
Силантий беззвучно смеялся.
— Эх, ты! — сказал он, вытирая выступившие от смеха слезы, — да я ведь дверцу-то закрыл. Ну-ка, давай сюда, — он взял у девушки револьвер и, быстро закончив сборку, несколько раз нажал на хвост «спускового крючка», пробуя револьвер.
— Хорош! Ну, теперь — воробушки по гнездам, — сказал он, беря со стола пулю.
— Дай хоть я пульки вложу! — взмолилась Аннета.
— Вклади! — сказал Силантий, довольный, что она утешится хоть этим, и отошел к умывальнику.
— Ну, что? — сказал он, подходя с полотенцем к столу.
— Готово! — весело тряхнув головой, ответила Аннета.
— Ну, вот... капитану скажу, и тебе благодарность будет. Ну, пойти сказать ему: четыре часа уж скоро. Он там в потемках-то ни дня, ни ночи не знат.
Аннета ушла.
Пока капитан обедал и собирался, прошло еще часа два. Он вышел в прихожую, Силантий бросился было за спичками.
— Не надо, — остановил его капитан.
Денщик подал ему шубу, оправил портупею.
— Ну, благословляй, Силантий, — сказал Яхонтов, — первый выход.
— Счастливого пути, господин капитан, — ответил денщик, закрывая за ним дверь.
У Яхонтова закружилась голова, когда он глубоко вдохнул морозный воздух. Он постоял немного на крылечке, затем натянул перчатки и сошел на тротуар.
Осторожно падали редкие снежинки.
— Однако, — подумал капитан, — шесть часов, а как светло! — и вдруг радостно рассмеялся.
— Чертовщина все-таки! — сказал он и зашагал в сторону рощи. Яхонтов жил возле Казачьего базара.
Ему было очень приятно дышать свежим воздухом, и он шел медленно, как-то особенно отчетливо чувствуя стройность и крепость своего тела. Это чувство, впрочем, всегда сопровождало его, когда он был в своей английской шубе и в английской с широким ремнем, а не русской портупее.
Он прошел квартала два, все время с удовольствием убеждаясь, что он не зря потерял этот месяц.
Пересекая Варламовскую, он услышал, как рвется сзади и взвизгивает снег под легкими каблучками быстро идущей женщины. Она прошла мимо него, обдав запахом хороших духов, таким неожиданным и отрадным на морозе, и прошла прямо. И Яхонтова вдруг потянуло туда — на Атамановскую, в рестораны, в общество женщин.
Он остановился, обдумывая, уже не пойти ли в самом деле туда, и в то же время, не сознавая этого ясно, глядел вслед удалявшейся фигуре и думал о том, какая, должно быть, это изящная и стройная женщина. Шуба плотно охватывала ее высокие бедра и, подобно платью, не скрывала очертаний.
Яхонтов быстро перешел улицу и стал догонять незнакомку, стараясь, однако, все время сохранять некоторое расстояние. Она, по-видимому, скоро поняла, что ее преследуют, потому что оглянулась несколько раз, но ничуть не ускорила шагов. Яхонтову это показалось довольно хорошим признаком, и он боялся теперь только одного, что незнакомка живет где-нибудь близко и скоро исчезнет. Он прибавил немного шагу, и вдруг в это время его, привыкшие к темноте, глаза различили впереди, дома за три от незнакомки, две подозрительных фигуры, спрятавшиеся в тени ворот и явно подкарауливавшие кого-то. Яхонтов почувствовал, как все в нем подтянулось, и вместе с тем ощутил радость: «Судьба! Эти двое не пропустят ее так, пристанут, и тогда — какая прекрасная роль для знакомства: спаситель!». Он расстегнул кобуру и быстрыми шагами почти догнал незнакомку...
— Стой! Руки вверх — сопротивленье бесполезно! — услышал он отчаянный и чрезмерно громкий голос, в котором ясно чувствовалось, что сопротивления его боятся.