Указав глазами на ее вдовье платье, Кейн спросил:
— Вы потеряли близкого человека?
Лайза замерла.
— Двоих, — тихо промолвила она. — Несколько недель назад убили моего мужа. Вскоре после похорон я получила известие о смерти отца. Теперь вот возвращаюсь с похорон на ранчо моих свекров.
— Извините меня, — сказал Кейн, понимая, как недостаточны эти слова для утешения. Ему хотелось услышать что-нибудь более оптимистичное, и тогда он спросил:
— Семья вашего мужа будет теперь заботиться о вас?
— Да, конечно, — кивнула Лайза с едва уловимой горечью. — Пока у меня есть то, что им нужно, они будут обо мне очень заботиться.
Погрузившись в свои мысли, женщина дотронулась ладонью до живота, и Кейн понял, что она, должно быть, беременна. Он удивился — не столько тому, что она выглядела такой стройной, сколько тому, что не заметил внутреннего сияния, которое обычно исходит от будущих матерей. Впрочем, предположил Кейн, недавно пережитые трагедии оказались сильнее радости ожидания.
— По крайней мере у вас осталась память о муже, — произнес он, желая ее утешить.
Лицо Лайзы мгновенно превратилось в неподвижную маску. Она чуть было не ответила, но лишь качнула головой и подняла глаза на собеседника:
— Вы голодны, мистер Кейн? Я принесла вам поесть.
Лицо ее оказалось совсем близко от его лица, достаточно близко, чтобы он мог наслаждаться видом ее кремовой кожи и соблазнительно полных губ. Волна желания прокатилась по его телу, и такая мощная, что пришлось закусить губу, чтобы не поддаться порыву. Где-то в глубине души Кейн понимал, что его чувство — не просто свойственное мужчинам влечение к красивой женщине, но отчаянное желание утонуть в океане страсти, избавиться на мгновение от жуткого ощущения близкого конца…
Напрягая всю свою волю, он произнес:
— Я так давно не ел, что успел забыть, что такое пища. Кажется, мне действительно пора подкрепиться. Но если вы разрешите мне называть вас Лайзой, то и вы называйте меня Дрю. — Он улыбнулся немного на сторону. — Обычные нормы вежливости, кажется, не совсем уместны в данных обстоятельствах.
— Очень хорошо, Дрю.
На подносе лежали куски холодной жареной курятины и большие ломти свежего хлеба. Получился отличный бутерброд. Поедая его, Кейн чувствовал, как его мускулы вновь наливаются силой. Он и не подозревал, до какой степени сказалась на нем эта голодовка.
Когда он закончил, Лайза спросила:
— Может, еще? Кейн покачал головой:
— Пока я больше не могу, но благодарю вас от всего сердца. Просто удивительно, как может еда влиять на душевное состояние. Я чувствую себя лучше, чем когда бы то ни было.
Лайза прикрыла остатки пищи салфеткой, и вдруг в ночном воздухе раздался ружейный выстрел. Кейн нахмурился, услышав шум на улице.
— Судя по этой суматохе, в пятидесяти милях вокруг не осталось ни одного ковбоя — все прискакали в город, чтобы отпраздновать день получки.
Лайза подпрыгнула на месте, когда прямо под их окном раздался истошный вопль.
— Надеюсь, шерифу Тейлору удастся их утихомирить.
— Да, он, похоже, толковый человек. — Кейн запрокинул голову, стараясь расслышать, о чем спорят на улице. — Кажется, ребята с двух-трех конкурирующих ранчо развлекаются, пытаясь оторвать друг другу головы.
Лайза вздрогнула и посмотрела на дверь.
— Надеюсь, они не сорвутся в гостиницу в поисках еды и виски, а?
— Даже если так, то нам тут ничто не грозит. Мы заперты на замок, к тому же внутри есть засов. Кто бы ни строил это здание, он был весьма предусмотрителен. — Кейн поднялся на ноги и направился к деревянному брусу, стоявшему в темном углу, но цепь натянулась и резко остановила его. Мужчина вполголоса выругался. Действительно, в приятном обществе Лайзы он даже позабыл о том, что привязан. — Боюсь, если вы хотите дополнительной защиты, вам придется позаботиться об этом самой.
Она подтащила тяжелый брус к двери и заложила за скобы. Засов гулко стукнул.
— Ну вот, это остановит пьяных ковбоев, если они станут искать знакомства с нами.
Звуки выстрелов донеслись со стороны салуна, затем послышался звон разбитого стекла. Шерифу, кажется, в тот вечер предстояло немало дел. Кейн нахмурился:
— Поскольку Бифф и Безмозглый нынче в роли конвойных, шериф Тейлор наверняка заставит их помогать. Так что, вероятно, пройдет много часов, прежде чем вы выйдете отсюда. Простите.
— Не стоит извиняться. — Лайза присела на мешок с мукой. — Это не ваша вина.
— Быть может, я извиняюсь за то, что мне вовсе не жаль, что вы здесь заперты, — признался Кейп в порыве откровенности. После многих дней, проведенных среди врагов, когда он вынужден был постоянно держать себя под контролем, ему был, крайне необходим один последний настоящий, человеческий разговор. — Спасибо за то, что помогли опасному, недостойному незнакомцу, Лайза. Это… это очень много значит для меня.
Она поджала ноги, аккуратно расправляя платье на коленях.
— Вы не кажетесь таким уж опасным. И потом, я ведь поступаю не вполне бескорыстно. Вечерами бывает… так тяжко. Все лучше отвлечься немного. — Потом, словно боялась не успеть, она торопливо спросила, стараясь говорить беззаботным тоном:
— Вы игрок или просто так одеваетесь?
Кейн продолжал стоять — вместе с силами к нему вернулась и тревога. Позвякивая кандалами, он принялся расхаживать из стороны в сторону, насколько позволяла цепь.
— Да, я был игроком много лет, но уже готов был бросить это дело.
— Почему?
— Хотелось чего-то нового. Лучшего. — Кейн остановился под маленьким окошком и уставился в него отсутствующим взглядом, видя там не чистое ночное небо, а длинную, извилистую дорогу, что привела его в это импровизированное узилище. — Я родился в старинном семействе английских землевладельцев, уважаемых людей, которые не хотели ничего иного, как только заботиться о своих владениях, растить новые поколения маленьких Кейнов и быть похороненными в родной земле. Если бы я был наследником поместья, то, наверное, стал бы точно таким, как все мои предки. Но по обычаю земля переходит в руки старшего сына, а я родился младшим.
Эндрю повернулся и оперся спиной о стену, скрестив руки на груди.
— Я не мог обладать поместьем, но у меня не было и необходимого терпения, чтобы стать священником, солдатом или юристом, как обычно бывает со всеми младшими сыновьями. И тогда я превратился в сущее наказание для своей семьи. После того как меня исключили из Оксфорда, я перебрался в Америку, которая подошла мне во всех отношениях. Многие годы я жил в салунах, переезжая из одного города в другой, скучал, набирался впечатлений. Много играл с лучшими мастерами этого дела и чаще выигрывал, чем уступал им.
Он улыбнулся уголками губ:
— В честной игре я никогда не мухлевал, но если случалось оказаться за одним столом с бандой жуликов, то мог облапошить их не хуже любого кидалы. Это было делом чести. — Улыбка покинула его лицо, уступив место глубокой усталости. — Лет через семь-восемь эта жизнь пресытила меня. Слишком много времени я провел в темных, прокуренных, шумных салунах, слишком много выпил черного кофе и крепких напитков. Слишком много повидал несчастных, готовых скорее схватиться за пистолет, чем признать, что они проиграли… Надоело.
Кейн посмотрел на свои руки и задумчиво повертел наручники.