Как только она это произнесла, на полу появилась волшебная вуаль. Тир засунул свой боевой молот за пояс и схватил ткань.
- Это было запрещено!
- Вот именно, - сказал Кайрик. - Но так как я - пострадавшая сторона, то прошу еще несколько минут, прежде чем вы определите мне наказание.
- Пусть так и будет. - Тир скомкал в ладони ткань.
- У меня остался только один вопрос. Повелительница Магии. - Кайрик презрительно скривил губы, лучше всех прочих богов зная, что Мистра никакая не повелительница. - Ты хочешь уничтожить меня из страха передо мною или из любви к тому, что ты называешь добродетелью?
Мистра не замедлила ответить;
- Из ненависти к тебе. - Она закрыла рот и постаралась его больше не разжимать, но осталась недоговоренной еще одна правда, поэтому ее губы снова разжались. - И потому что я желаю добра жителям Фаэруна.
Это признание вызвало возмущенный шепот среди богов. В божественные обязанности Мистры входило сохранять магическую материю, не проявляя никаких предпочтений, а это ее признание свидетельствовало о нарушении священного долга.
Вперед выступил Темпос и указал на Кайрика:
- Ловкий ход. Безумец, но с Мистрой мы разберемся позже. Здесь судят тебя.
Кайрик развернулся на каблуках к Повелителю Битв и, чуть ли не танцуя, приблизился к нему.
- Я знаю, Темпос! Поэтому и не пытался увести вас в сторону! - Единственный теперь давился смехом, а Повелитель Битв отпрянул от него, как визирь от нищего. - Но если уж ты заговорил об этом, то можно ли меня одного обвинять, что в Фаэруне почти не ведутся войны?
- Почему же нельзя?
- Ты не дослушал меня. Неповоротливый Молот! Сколько очевидцев погибло в последнее время от случайных шаровых молний? Сколько городов пострадало из-за волшебных землетрясений? - Кайрик резко развернулся, направив костлявый перст на Мистру. - А сколько рек внезапно высохло, когда беженцам понадобилось скрыться от преследователей? Сколько непроходимых зарослей, выросших в один миг, отпугнуло банды мародеров от беззащитных деревень?
Мистре нечего было ответить, ведь обвинения Кайрика были справедливы, как слова «Кайринишада».
После секундного замешательства Темпос кивнул:
- Ты прав. Войны в Фаэруне в последнее время стали большой редкостью, а если все-таки сражения случаются, то магия всегда на стороне добродетельных. Наверное, Мистра тоже повинна…
- Погоди! - перебил Кайрик. - Я еще не все сказал… Ты разве не замечал, как благороднейшие воины теряют всякий страх смерти, в то время как трусы и те, кто наносит удары в спину исподтишка, становятся осторожными как никогда?
И снова Темпос кивнул, но на этот раз ничего не сказал и ждал, что Кайрик продолжит.
- Мы все знаем, чьих это рук дело. - На этот раз Единственный указал на Келемвара,- Узурпатор награждает смельчаков так щедро, что они ждут не дождутся смертного часа. Они жертвуют собой в самых смехотворных случаях… в то время как более хитрые так напуганы его наказаниями, что едва осмеливаются выйти на поле брани. Если так пойдет и дальше, то войны в Фаэруне вообще прекратятся! Все храбрецы попадут в рай, а трусы будут опасаться переступить порог собственного дома, чтобы не быть убитыми упавшим сверху цветочным горшком.
Келемвар мог сказать не больше, чем Мистра, ибо в словах Кайрика была одна правда.
Когда Единственный закончил речь, Темпос оглядел его с ног до головы.
- Твои слова не противоречат истине, но если ты рассчитываешь обменять собственную жизнь на…
- Вовсе нет! - сказал Кайрик.- Все, что я прошу, чтобы меня судили за собственные… действия.
- Просьба резонна, - комментарий Огма удивил Кайрика больше, чем Мистру или Келемвара. - Получается так, что Повелительница Магии и Повелитель Смерти более повинны в пренебрежении своим долгом, чем Кайрик.
Темпос обратил закрытое забралом лицо к Тиру:
- Могу ли я включить в число обвиняемых еще двоих?
Тир взглянул на скомканную вуаль в своей руке:
- Принято.
Мистра как фурия повернулась к Безглазому.
- Да как ты смеешь, - разбушевалась она. - Возможно, я и ослушалась тебя, но нечего меня равнять с Кайриком. И Келемвара тоже!
- А это мы решим через десять дней, - ответил Тир.- Используйте оставшееся время, чтобы подготовиться к суду над вами.
9
Даже темнота Моря Теней не могла схоронить меня от чар Мистры. Хотя дневник Ринды скрывало ледяное одеяло мрака и мои глаза не могли прочитать ни одной буквы, изо рта сами собой вырывались звуки и складывались в слова. Слова завязывались в предложения, а те, в свою очередь, строились в абзацы, и я произносил наиподлейшие речи, когда-либо терзавшие мой слух. Тем не менее, все это было пустяком по сравнению с тем богохульством, что лилось из моего рта в Зале Полярной звезды. Вскоре Кайрик должен был подвергнуть меня тысяче пыток, которые я уже представлял во всех подробностях. Мучения заканчивались горькой смертью, и я лежал, всеми покинутый и забытый, на равнине Фуги, и ни один бог не забирал к себе мою душу - ни один бог, кроме Повелителя Смерти, вознамерившегося приговорить меня к вечным пыткам, не менее ужасным, чем те, которым подверг меня Единственный.
Прошло какое-то время, и море ледяных теней растаяло, превратившись в клочки черного тумана. Передо мной, появилась стена высокой башни, высвеченная золотистым диском предрассветного солнца Детандера. Кайрик, как оказалось, вернул меня в Кэндлкип, в то самое место, из которого забрал перед началом суда, и теперь я летел вниз вдоль стены Башни Хранителя.
Предпочитая быструю смерть на каменистом берегу рва медленной муке в кипящей воде, я перевернулся в воздухе, задрав ноги выше головы. Дневник в кожаном переплете раскрылся в моей руке, и даже в эту секунду чары Мистры заставляли меня читать то, что я мельком заметил:
- «Кожа моего отца, Бевиса Иллюстратора»… Из серных паров выступили очертания каменного берега. Я думал, что смерть наступит быстро и, наконец, заставит замолчать мой богохульный язык, но суд над Кайриком к тому времени еще не закончился. Я ударился о камни с тихим стуком, подпрыгнул в воздухе, как мячик, и покатился со склона. Защита Тира была такова, что я почувствовал только легкое головокружение.
Я уткнулся в ствол тощей сосны и закончил предложение, которое начал произносить, когда ударился о землю:
- «пошла на пергамент для триста девяносто восьмой версии, и я понимала, что моя собственная кожа войдет на триста девяносто девятую, если хоть одно слово в книге не понравится Кайрику».
Проклятый дневник все еще был у меня в руках! Над Кэндлкипом полностью рассвело, солнце осветило крепостные валы, наполнив цитадель золотистым светом и проложив длинные тени под деревьями и башнями. С главного двора доносился шум - это суетились воины, собиравшиеся в отряды, чтобы выслушать новый приказ, но вокруг Башни Хранителя было на удивление пусто, ни одного солдата или монаха.
Смрад «Кайринишада» густо пропитал воздух, и во мне вновь поднялась волна отвращения, как в тот раз, когда я дотронулся до железного сундука. Шелест пергаментных страниц фолианта перерос в оглушительный гул, но теперь он уже доносился не из окна Ринды. Теперь он просачивался сквозь толстые стены Башни Хранителя, становясь все звонче и пронзительнее по мере того, как достигал нижнего этажа.
Значит, они переносят «Кайринишад» в другое место!
И хотя моей самой главной целью по-прежнему оставалось спасение священного тома, я не мог отобрать его у воров, владевших им в эту секунду. Будь я даже всесильным воином, способным уложить с десяток врагов, чары Мистры вынуждали меня ничего не делать, а только читать проклятый дневник.
«Кайрик привел меня в ту вонючую кожевенную мастерскую, чтобы начать свой рассказ, потому что он в ней родился. Жаль, что мать не швырнула его в дубильный чан и не позабыла о своем плоде, - это было бы великим благом для Фаэруна!»