Улыбка Мишель медленно угасла, сменившись грустной гримаской.
— Мы оба немного изменились, верно? Вероятно, даже к лучшему, что у нас нет будущего. Мне понравилось бы заботиться о тебе так, что я перестала бы помнить о себе. Тебя это стало бы только раздражать — мне пришлось бы все время сидеть дома с детьми, петь и играть на пианино, заниматься рукоделием и тому подобным. Сейчас ты смотришь на это иначе, но потом тебе это действовало бы на нервы.
Этан поморщился, вспомнив, как когда-то спрашивал Мишель, умеет ли она делать обычную женскую работу. Она была права, оба они немного изменились.
— Пo-моему, так и должно быть, — произнес он немного погодя. Он взял Мишель за руку и поцеловал кончики пальцев. Этану казалось, он должен испытывать облегчение, узнав, что Мишель все понимает и тоже считает, что будущее для них невозможно. Но Этан чувствовал все что угодно, только не облегчение.
— Что тебе принести из кухни? — спросила Мишель, садясь.
Этан последовал за ней.
— Нет, лучше уж схожу я. Как только ты спустишься вниз, тебя позовут в зал, и мне придется отбивать тебя у десятка мужчин, тащить наверх и забыть об ужине. Похоже, будет гораздо проще сходить самому.
— Ну, если ты так считаешь… — Мишель перебил громкий стук в дверь.
— Она еще занята, Кармен, — крикнул Этан, — так что побереги кулак. — Хмыканье из-за двери не походило на голос кого-нибудь из девушек Ди.
— Это Оби, а не Кармен, — послышался голос. — И мне нужен ты, а не Мишель.
— Черт! — негромко выпалил Этан, сполз с постели и натянул джинсы. За его спиной Мишель нырнула под одеяло. Этан бросил ей халат и убедился, что Мишель успела надеть его, прежде чем открыл засов и распахнул дверь. Оби чуть не упал в комнату, когда дверь открылась.
— Мог бы и предупредить меня, — пробурчал Оби, распрямляя худосочные плечи и приподнимая шляпу в приветственном жесте. Мишель слабо улыбнулась, слегка смущенная его присутствием.
— Не будешь подслушивать под чужими дверями. Оби совсем не собирался подслушивать и все-таки виновато покраснел.
— Я не… то есть не хотел…
— Ладно, забудем об этом, — оборвал его Этан. Оби нерешительно оглянулся на Мишель и заговорил:
— Хьюстон просил передать тебе, что сегодня вечером у Ди будет… игра в покер. Он хочет, чтобы ты пришел.
— Игра в покер? — Этан не знал, то ли он ослышался, то ли неправильно понял многозначительный взгляд, которым Оби встретил его утром и сейчас. — А, игра в покер! Понятно. Я приду. — Этан начал закрывать дверь, выталкивая Оби в коридор, — В какое время?
— В половине восьмого. Этан нахмурился:
— Должно быть, уже скоро. Оби кивнул:
— У тебя осталось меньше часа.
— Хорошо, Увидимся позже. — Он прикрыл дверь. — Вот так, — объявил Этан, оборачиваясь к Мишель, — Нам придется вместе спуститься на кухню, если мы хотим поужинать. У меня нет времени носить ужин сюда.
— Но зачем понадобилось играть с Хьюстоном? И почему в комнате у Ди, когда вы с таким же успехом можете сыграть в салуне?
— В таком случае остальные захотят присоединиться к нам или по крайней мере наблюдать. А это особая, наша игра. Без чужаков.
— А, понятно. — Мишель осенило, что речь идет вовсе не о покере, а о плане очередного ограбления. — Тогда, видимо, я не смогу сыграть с вами.
— Разумеется, нет. — Этан разбирал одежду, брал свою, а одежду Мишель клал на кровать. — Может, в другой раз. — Он усмехнулся. — А ты чертовски здорово играешь в покер! Кто научил тебя?
— Отец.
Так Этан и понял. «Почерк» Джона Маккензи Уорта нельзя было ни с чем не спутать.
— Твои сестры умеют играть?
Мишель выпростала голову из выреза рубашки и одернула подол.
— Конечно. Мы часто играли вместе, и…
— Можешь не продолжать — я уже знаю, что Мэри-Фрэнсис играла лучше всех.
Мишель склонила голову, сосредоточенно завязывая шнурки корсета.
— Ну, что? — поторопил ее Этан.
— Ты же сам разрешил не продолжать, — с лукавой усмешкой напомнила Мишель. — Но ты действительно прав — Мэри-Фрэнсис была лучшей из нас во всем. Она пела, как птичка; люди плакали, слушая, как она играет на пианино. И она была не просто хорошенькой, запомни — она была красавицей. Доброй и потрясающе умной.
— Тогда почему же… — Этан осекся, и его вопрос остался невысказанным.
Мишель закончила за него.
— Почему она стала монахиней? Потому что ей все удавалось лучше, чем другим. Она была нужна Богу. Это не выбор, а призвание. — Мишель мягко улыбнулась, заметив недоумение на лице Этана. — Если бы ты знал ее ты бы лучше понял меня.
Этану пришлось удовлетвориться словами Мишель, он знал, что ему никогда не представится случай познакомиться с ее сестрой. Набросив свежую рубашку, он присел в кресло, натянул носки и сапоги.
— Прежде чем сесть за стол с Хьюстоном, мне бы хотелось услышать более подробный рассказ о той, что случилось сегодня днем.
Мишель помедлила, расправляя чулки.
— Я же рассказала тебе все, что помнила. — Она пристегнула чулки к поясу и опустила подол платья, поднимаясь с кровати. Она начала перечислять важные моменты разговора, загибая пальцы. — Он говорил, что в ту весну, когда мы «познакомились», ты оказался в Нью-Йорке потому, что грабил банки. — Этан не стал ни отрицать, ни подтверждать это. — Говорил, что мне не понравилось бы в штольне, если бы я пробыла там достаточно долго, — Этан ничем не ответил на эти слова, если не считать прищуренных глаз. — Говорил, что его отец убил его мать и самого себя, но курок нажал репортер, я запомнила эту фразу слово в слово. Ты знаешь, что это значит?
— Отца Хьюстона обвинили в растрате денег из принадлежавшего ему банка. В газеты этот случай попал по милости репортера, который знал только часть фактов. По-видимому, его целью было отвести подозрения от подлинного виновника преступления. Задолго до начала суда Хьюстоны испытали на себе всю силу общественного порицания. Хьюстон не сказал тебе только одного — что его отец стрелял и в него самого. Тогда Хьюстону было лет десять. Пуля попала ему в плечо, и он выжил. Отец решил, что мальчик мертв, это спасло Хьюстону жизнь. Эту трагедию и скандал, последовавший за ней, тоже раздули газеты. Хьюстону понадобились годы, чтобы выяснить, как все случилось на самом деле. Вот почему он не питает любви к «четвертому сословию», к репортерам.
— Он сам рассказал тебе об этом?
— Отчасти. Кое-что я узнал сам. Я привык знать, с кем работаю. — Этан поднялся и заправил рубашку в джинсы. — Но я имел в виду совсем другое, когда просил подробно передать сегодняшний разговор. Мне казалось, Хьюстон чем-то напугал тебя. Ну, что же случилось?
Мишель подошла к комоду и принялась укладывать волосы, закрепляя их шпильками.
— Не понимаю, о чем ты.
— Не увиливай, Мишель. Постой, кажется, я понял… Хьюстон запретил тебе говорить со мной об этом? — Мишель опустила голову. — Понятно. Конечно, запретил. Послушай, ты ведь уже мне почти все рассказала, почему бы не пойти до конца?
— Больше ничего не было.
Этан обошел ее, положил руки на ее плечи и взглянул на отражение в зеркале.
— Тогда почему ты так дрожишь?
Мишель не замечала этого, пока не взглянула на собственное отражение. Закончив закалывать волосы, она опустила руки и откинулась, прислонившись к груди Этана.
— На прогулке он вел себя вполне любезно, — безучастно пробормотала она, — до тех пор, пока мы не вошли в рудник. Тут он изменился. Сначала его угрозы были только словесными, затем он пустил в ход руки.
— Он ударил тебя? Мишель покачала головой:
— Нет, просто прикасался ко мне. И… целовал меня.
— И ты этого хотела?
Мишель отпрянула, уязвленная этим вопросом. Она бросилась к креслу и рухнула в него.
— Как ты можешь так говорить?
— Это был вопрос, а не утверждение. Я должен это знать, Мишель. Ты же уехала с ним по своему желанию.
— Это не значит, что я добивалась его внимания.
Этан присел на банкетку и склонился вперед, уперев ладони в колени.