— Спасибо, хозяин, я скоро вернусь.
Ковыляя по дороге, я услышал быстрые мелкие шажки, кто-то за моей спиной шлепал по пыли. Повернул голову. Меня догонял Урпат. Я остановился, поджидая. Урпат тяжело переводил дух. Поравнявшись со мной, остановился и ухмыльнулся. Я спросил:
— Что случилось, татарчонок? Хозяин послал тебя сказать, чтоб я вернулся?
— Нет. Он разрешил мне пойти вместе с тобой в кофейню, купить сладостей.
— Он дал тебе денег?
Урпат показал мне бумажную лею. Она была зажата у него в кулаке и вся смялась.
— Этого хватит.
В кофейне я купил, как всегда, пачку сигарет. Заодно купил спичек. За свою лею Урпат получил кусок нуги и принялся ее грызть. Перед кофейней на циновках, при слабом свете висевшего на стене фонаря, сидели, скрестив ноги, несколько старых, бородатых татар; они лениво сосали свои трубки, время от времени потягивая из круглых чашек дымящийся кофе. Мне тоже захотелось кофе, и я попросил Вуапа приготовить мне чашку.
— Сделаем, гяур, сделаем и для тебя чашечку кофе по-турецки.
Он принес кофе, и я по примеру татар тоже опустился на циновку, чуть в стороне, и закурил сигарету. Урпат догрыз свою нугу и шепнул мне на ухо:
— Ленк, купи мне пахлаву. Мне очень захотелось пахлавы.
— Попроси у Вуапа.
— Он не даст. Без денег не даст. Вуап никогда не продаст, если ему не заплатишь.
— Скажи, что я заплачу.
Пока я не спеша попивал свой кофе, никто из татар не произнес ни слова, но когда я зашел внутрь заплатить деньги, то услышал, как они о чем-то залопотали, понизив голос до шепота. Когда я вернулся, Урпат спросил:
— Ты слышал, что говорили эти старики?
— Слышал, но не понял ни слова. Они говорили по-вашему.
Татарчонок засмеялся:
— А по-каковски же им еще говорить?
Я тоже рассмеялся. Урпат, развеселившись, схватил меня за руку. И зашептал:
— Ленк, эти старики глядели на меня и говорили, что пробил мой «час», что через несколько дней будет моя «свадьба».
— И больше ни о чем?
— Говорили, что мой отец, раз он здесь староста и человек богатый и раз я у него единственный сын, то и «свадьбу» он мне устроит богатую…
— А ты сам как думаешь, Урпат, староста и впрямь устроит тебе богатую «свадьбу»?
— Не знаю. Отец мне ничего не говорил, но старики уж наверно не ошиблись.
— Жаль, что мне не придется увидеть твоей «свадьбы»! Меня, нечестивую собаку, господин Селим Решит на твою «свадьбу» не пригласит.
— Он бы тебя пригласил, Ленк, если бы…
Урпат замолчал. Я не торопил его. Потом заметил:
— Нехорошо, начав рассказывать, вдруг обрывать на полуслове…
— Даже в разговоре с нечестивой собакой?
— А тогда тем более.
Урпат опустил глаза.
— Я хотел сказать тебе все, Ленк. Ты был добрый ко мне. Особенно в последнее время. Даже согласился бороться со мной, когда другие не захотели. А сегодня… Сегодня ты купил для меня сладостей и заплатил Вуапу. Только… знаешь… Я боюсь, что ты рассердишься…
— Не рассержусь, Урпат, можешь говорить что угодно, я не рассержусь.
— Ну, слушай, Ленк, ты сможешь быть на моей «свадьбе», если… Если к этому времени станешь… татарином.
— За оставшиеся дни?
— Да, Ленк, потому что моя «свадьба» совсем скоро.
— Но как же можно мне стать татарином?
— А почему тебе нельзя?
Было очень трудно объяснить Урпату, почему я не хотел сделаться татарином. Я сказал первое, что пришло в голову:
— Я не умею говорить по-татарски. А раз не умею говорить по-татарски, то не могу и стать татарином.
— Выучишься. У меня. У Урумы. Научишься. Если только захочешь. Ведь не в том дело, чтобы научиться по-татарски. Этому можно научиться и после.
Я сделал вид, что не понимаю.
— А в чем же тогда дело?
— Ты не знаешь?
— Нет, Урпат, не знаю.
Урпат задумался. Я тоже молчал. Татарчонок взглянул на меня своими продолговатыми, чуть раскосыми глазами.
— Чтобы сделаться татарином, нужно… Нужно пойти к ходже. Он лучше меня расскажет, что надо сделать, чтобы стать татарином. Пообещай мне, Ленк, пообещай, что сходишь к ходже и узнаешь, как стать татарином.
— Мне надо подумать, Урпат. Я обещаю тебе подумать. И если ходжа Ойгун пожелает…
— Урума очень обрадуется. Может, Урума больше меня обрадуется, если ты станешь татарином.
Последние слова Урпата меня словно обожгли. «Урума больше меня обрадуется, если ты станешь татарином»… С чего это Урпат вдруг вспомнил об Уруме? Уж не узнал ли он, не почуял ли чего? Я медленно и сухо, почти тоном приказа, произнес: