Мне и в самом деле все осточертело до крайности. Я пересчитал лошадей — не пропала ли какая-нибудь. Все были на месте. Все, кроме Хасана. Но Хасан сдох. Вернее, не сдох. Хасана убила Урума, убила вилами. Впрочем, все равно, как это ни называть. Важно, что его нет в живых. А хозяин… Хозяин знает, что я ни при чем. Селим Решит из Сорга убежден, что Урума убила Хасана — которого так любила, — чтобы не отдавать его в чужие руки. Селим Решит из Сорга хотел было продать Хасана, так как ему давали за него хорошую цену. Селим Решит из Сорга… Постой-ка!.. Кто это так нещадно гонит коня, торопясь из Коргана в Сорг? Почему он так спешит?
— Эй, приятель, куда это ты несешься как сумасшедший? Смотри, как бы коня не загнать!
Из-за ветра, дождя, а может, и из-за того, что голос мой был слаб, слова не достигли его слуха. Он даже не повернул головы. Пронесся мимо табуна Селима Решита и умчался в сторону Сорга. В моей груди шевельнулось беспокойство. Что случилось в Коргане? А, да ничего там не могло случиться! Если же у гагаузов что и случилось, то мне-то какое дело? Какое отношение это происшествие может иметь ко мне, к моему месту в жизни, если допустить, что у меня есть в жизни какое-то место? Я раскурил еще одну сигарету и жадно затянулся, вдыхая резкий и горький дым. Немного успокоился. Ветер теперь продувал меня со всех сторон, и дождь хлестал беспощадно. С каким бы удовольствием я вскочил сейчас на коня и поскакал в Корган, зашел бы в трактир, выпил бы четвертушку цуйки, сваренной с сахаром, и отогрел бы свои закоченевшие члены! А впрочем, почему бы мне и не съездить туда? Времени до сумерек у меня достаточно, успею съездить и вернуться назад. Татарин ничего не узнает, а если уж до сих пор никто не притронулся к табуну, то почему это должно случиться сегодня? Махнув рукой на все заботы, я сел на коня и крупной рысью поскакал в Корган. Дождь поредел, но ветер дул так же свирепо. Я быстро домчался до места. В дождь село Корган показалось мне еще более бедным и жалким, чем летом. Я спешился. Привязал коня к ограде. Вошел в трактир. Отец Трипон, один за пустым столом, пил ракию. Святой Варнава, покровитель воров, висел на гвозде вместо иконы. Трактирщик за своей стойкой что-то писал в торговой книге.
— Шкалик вареной цуйки с сахаром, — заказал я.
Отец Трипон подозвал меня:
— Подсаживайся ко мне, брат, выпьем вместе.
— Если вы желаете…
Трактирщик принес цуйку. Я чокнулся с отцом Трипоном. Выпил. Рыжебородый поп спросил:
— Ты прежде бывал здесь?
— Бывал. В тот день, когда вы встретились с Пинтей.
— А-а… с Пинтей… С тем чабаном, у которого украли овец…
— Они нашлись?
— Нашлись. Все до единой.
— С помощью святого Варнавы?
Отец Трипон улыбнулся.
— И с помощью святого Варнавы, и с моей помощью. Главное, что нашлись все до единой.
В трактир вошел один из тех гагаузов, с кем я убирал рожь и ячмень, пшеницу и овес у татарина из Сорга. Отец Трипон спросил его:
— Ну, что слышно нового, Теринт? Море выбросило утопленника?
— Еще нет, батюшка.
Я спросил гагауза:
— А что? У вас сегодня человек утонул?
— Человек не человек, — отвечал Теринт, — татарчонок из Сорга. Да ты его знаешь. Сын твоего хозяина.
— Урпат?
— Кто ж еще…
— Но что нужно было Урпату здесь, в Коргане?
— Староста послал его за покупками, будь они прокляты. Парнишка стакнулся с нашей ребятней, сели они все вместе в лодку и вышли в открытое море. Вот ведь бесенята! Что за непоседливые бесенята эта ребятня! Уже на обратном пути их застигла буря. Наши-то выбрались. А татарчонок утонул. Почти у самого берега. Наверное, плохо плавал. А может, ноги судорогой свело. Теперь уж не узнаешь. Сейчас все село на берегу. А море играет его телом где-то на глубине. Поиграет-поиграет, да небось и выбросит на песок. Зачем морю люди? Потопит, раздует, да и вышвырнет на берег.