Филипаке, от радости, что экзамены сданы, спал целыми днями. С наступлением вечера одевался, наряжался и отправлялся в город развлекаться. Возвращался под утро, пьяный и без сил. Однажды, когда госпожа Арэпаш разбудила его к обеду, он, зевая так, что хрустело за ушами, сказал мне:
— Слышишь, дружище? Со школой полный порядок. Через два года, благодаря господу богу и моему другу Лэптурелу, секретарю почтенного Стэникэ Паляку, мы получим на руки какое ни есть свидетельство за четыре класса. А потом… Потом дай только бог здоровья — знай развлекайся да не упускай своего. Поедем в деревню и сделаемся учителями. Жалованье платят. Выпить есть на что. Баб — сколько угодно. А надоест — будем устраивать вылазки в город.
Давненько же я ничего не слышал о Лэптуреле! Почти четыре года!.. Я знал его еще перед войной. Знаменитый скандалист и хулиган на местных вечеринках. Известный в кофейнях любитель поножовщины и карточный шулер. Завзятый жулик. Босяк, умевший втереться в доверие… Однорукий ждал, что я скажу. И я сказал:
— Прекрасно. Я все понял. Каждый из нас сумеет пройти четыре класса за два года. Но какое отношение имеет к твоему переходу из класса в класс этот подонок Лэптурел?
— А кто же, по-твоему, перевел меня в следующий класс? Лэптурел, дай ему бог здоровья! Благодаря своему влиянию. Благодаря своему могуществу. Да и не меня одного.
— Не понимаю.
— Ээ-эх!.. Туго же ты соображаешь! Лэптурел составил список тех, кому он покровительствует, и отправился с ним к директору — сказать, чтоб их перевели.
— И ты хочешь сказать, что директор прислушался к просьбе какого-то там Лэптурела?
— Ты не только тугодум, но и болван. Лэптурел не просил директора, а приказал ему.
— Но ведь Лэптурел…
— Ты хочешь сказать, что Лэптурел по-прежнему жалкий прохвост?
— Да. Как раз это я и собирался сказать.
— Так я отвечу тебе, дружище, что на самом деле у Лэптурела больше власти, чем у самого префекта. Лэптурел — свой человек в доме у господина Стэникэ Паляку.
— Ну и что из того?
— Ох, и простофиля же ты!.. Не сегодня-завтра достопочтенный Стэникэ Паляку, который пока лишь депутат, станет министром, войдет в правительство, и тогда у нас, в Руши-де-Веде, казнить и миловать будет Лэптурел. И я не завидую тому, кого Лэптурел невзлюбит. Лэптурел ничего не забывает. Это — самый злопамятный человек, каких я только знаю.
— Неужели в вашем городе такие порядки?
— Будто бы только в нашем? По всей стране, дорогой, повсюду. Да ты что? С неба свалился? Не видишь, что и как делается на свете?
Мне не захотелось разубеждать однорукого — пусть себе думает, что он более сведущ, чем я. И я сказал:
— Но послушай, Филипаке, с какой стати Лэптурел пошел к директору? По доброте сердечной?
— По доброте!.. Какая ему польза — быть добрым? Ему дали взятку. Взятку этот подонок принял: он всегда берет взятки. Этим и живет — взятками да жульничеством.
— Стало быть, ты тоже дал ему взятку?
— До такого паскудства он еще не дошел. За меня он просил по дружбе. Нам случается выпивать вместе. Иногда гуляем вместе у цыган.
— За твой счет или за его?
— Лэптурел, если пьет, то только за чужой счет.
XII
Я жил в семье Арэпашей — и жил неплохо — почти все время. С Филипаке мы не сталкивались, а братьев его, вечно занятых по хозяйству, я почти не видел. Что же касается Деспы… С Деспой я ладил на удивленье хорошо. И все-таки временами дом и двор Арэпашей мне порядком надоедали. Тогда я брал ноги в руки и отправлялся бродить по городу. Иногда заглядывал к сестрам Скутельнику, иногда, напротив, умышленно обходил их дом. Когда же мне опротивел и город с его сварливыми обитателями, я подолгу бродил по неоглядным полям или, думая бог весть о чем, блуждал по лесным зарослям на той стороне реки. Там я по давней своей привычке внимательно наблюдал за ежами и трясогузками, белками и барсуками. Я охотно поглядел бы вблизи и на зайцев, если бы те от меня не убегали. Неплохо было бы поближе познакомиться и с медведями, если бы они встречались в этом лесу. Лисы в лесу водились, но они остерегаются людей, потому что людям нужны их мех и пушистые хвосты.
С конца августа на узкой песчаной пойме, зажатой между рекой и железной дорогой, от рассвета до позднего вечера стоял непрерывный стук. На глазах росли, выстраиваясь друг подле друга, бараки и павильоны. Со всех сторон понаехали большие фургоны с товарами. Открылись лавки торговцев. Товары были плохие, но продавались по дешевке и пользовались спросом. Вместе с торговцами, их возами и приказчиками в город и его окрестности понабежал всевозможный сброд: лоточники с баранками и нугой, пирожники и продавцы браги, карманные воры и карточные шулера.