Теперь он не уверен в том, во что верил. Кон на свободе. Похищает. Насилует. Пытает женщин, о которых общество забыло. Когда Лукас поступил правильно, прошел по надлежащим каналам, его чуть не убили за беспокойство. Женщины погибли.
Итак, что же ему оставалось делать? Когда человек исчерпал все возможные законные способы обеспечить безопасность общества, что остается, кроме таких людей, как Август? Не лучше ли убить одного человека, чтобы спасти еще сотню потенциальных жертв?
Возможно, он просто пытался оправдаться. Возможно, он настолько опустился на самое дно, что готов отвергнуть преступления злобного психопата, лишь бы почувствовать себя нормальным человеком. Он скучал по тому человеку, которым был раньше. Уверенному в себе. Веселому. Даже самоуверенному. А ведь еще годом раньше Лукас считал, что знает все на свете, пока одно прикосновение не подтвердило, что он был дураком. Теперь он не знал, что и думать.
Август — жестокий убийца, которому, похоже, нравилось мучить людей. Но у него также имелся строгий моральный кодекс. И да, он был до странности честен, непринужденно смешон и чертовски сексуален, особенно когда смотрел на него с таким неистовым интересом, словно в мире не существовало никого, кроме Лукаса.
Но как ни посмотри на это, Август оставался злодеем, Бэтмен он или нет. Тем не менее, дьявол, которого он знал, был лучше, чем дьявол, которого он не знал. Особенно если этот дьявол стоял на его стороне. Как бы ни хотелось Лукасу признать это, он уже принял решение относительно Августа. Он позволит Августу делать все, что тот захочет, даже во вред себе.
В этом мире он больше не чувствовал себя в безопасности. Кон рано или поздно придет за ним. Кон не скрывал, какие ужасы планирует ему устроить за попытку разрушить его планы. Лукас решил насладиться пребыванием на этой земле, пока есть возможность.
Что Август думал о нем? Он встал на колени и сказал Лукасу, что хочет его, вонзил нож в свою грудь, только чтобы быть рядом с ним. Хочет ли он знать правду? Он опустил взгляд на чашку, которую принес ему Август. Он держал ее в руке. Лукас, наверное, смог бы прочитать его, если бы сбросил щиты.
Лукас окинул взглядом море лиц. Все они шептались о нем, некоторые более явно, чем другие, но никто из них не осмелился бы сказать ему что-то в лицо, не тогда, когда он контролировал их оценки в столь важном предмете. И все же, он был бы сумасшедшим, если бы потерял бдительность в классе только для того, чтобы заглянуть в голову Августа.
К черту. Если Август мог копаться в его аптечке, то он мог покопаться в голове Августа. Он сжал чашку обеими руками, закрыв глаза. Он увидел Крикет — бойкую блондинку-кассиршу — услышал, как она спросила, является ли Лукас его парнем, и попытался проигнорировать тепло, которое расцвело в его груди. Услышал, как Август сказал, что его идея о комплименте заключается в том, чтобы сказать, что ему нравится, как в Лукасе сочетаются атомы. Он счел бы это гораздо более очаровательным, чем то, что оказалось на чашке. Хотя Крикет права. У Лукаса была отличная задница. Именно после прощания все приняло... горячий оборот.
Образы были не такими подробными — так, вспышки, но все равно их хватало, чтобы в его крови вспыхнул огонь. Он держит запястья Августа над головой. Август стоит на коленях, руки связаны, голова склонена, Лукас нависает над ним. Август на четвереньках с ним позади него. Он на спине, а Август верхом на нем. Лукас тяжело задышал и открыл глаза.
Из первого ряда раздалось несколько изумленных хихиканий, но большинство людей просто смотрели на него так, словно боялись, что он вот-вот сорвется, хотя на самом деле он сидел за своим столом возбужденный. Лукас не мог преподавать группе начинающих криминологов с явной эрекцией. Его бы выгнали в первый же день.
И все же, он не переставал думать, что Август хочет подчиниться... ему. Черт. Ему нужно сохранять объективность, но полный контроль над Августом — использовать его по своему усмотрению, зная, что Август жаждет доминирования, — заставлял его пылать и дрожать.
Лукас относился к сексу с некоторой долей страха. Обычно это требовало от него полной концентрации, потому что, если он оступится, то может сделать этот опыт гораздо более интимным, чем хотел его партнер. Ничто так не портит секс, как случайное ослабление бдительности и осознание того, что человек, с которым он находится рядом, думает о ком-то другом, или имеет отвратительные сексуальные фантазии, или на самом деле является чудовищным хищником.
Лукаса не назовёшь краснеющим девственником, но, благодаря его дару ясновидения, сексуальные встречи часто заканчивались обидой или интрижкой на одну ночь. Он мог сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз он вступал в интимную связь с другим человеком, и это не заканчивалось плохо. Или неловко. А в одном случае — катастрофически.
Но что он мог узнать об Августе такого, чего еще не знал? Хотя он не хотел увидеть то, что увидел, впервые прикоснувшись к Августу, но прошлой ночью прикосновение Августа не принесло ничего, кроме неожиданного удовольствия, которое его возбудило. Правда в том, что они уже знали друг о друге все самое плохое, и знать это оказалось гораздо приятнее, чем мысль об Августе, стоящем перед ним на коленях. Почти.
Черт, он выглядел таким сексуальным, стоя на коленях перед ним. Возможно, он уже перешел грань безумия, потому что мысль о том, чтобы контролировать и доминировать над Августом — убийцей без совести, психопатом, не способным испытывать угрызения совести, — заставляла его напрягаться. Он хотел этого. Хотел Августа. На коленях. На четвереньках. Черт, да как угодно, лишь бы он его заполучил.
Чёрт подери.
Ему нужно немедленно перестать думать об этом. Он на работе. Он доел кекс в два укуса, поднял щиты и одним махом выпил кофе, щелкнув пультом управления проектором.
— Хорошо, давайте начнем. Кто читал главу об агрессии и насильственном поведении?
* * *
Как только закончились утренние занятия, Лукас вернулся в свой кабинет, не зная, выполнит ли Август свое обещание насчет обеда, но зная, что у него есть другие дела, на которых ему нужно сосредоточиться. Например, на Коне. Он сел за стол и открыл базу данных пропавших без вести, пролистывая бесконечное море лиц. Это было похоже на поиск иголки в стоге иголок, поиск одного лица в море тысяч, и велика вероятность, что иголки там вообще не окажется.
Лукас не знал, сколько времени он просидел так, пока не раздался стук костяшек пальцев о его дверь, которая распахнулась прежде, чем он успел пригласить. Август. Сердце Лукаса заколотилось в груди при виде его. Вызывал ли раньше у него мужчина такой трепет?
Он протянул два пакета. Запах еды сильно поразил Лукаса, вызвав урчание в животе.
— Надеюсь, тебе нравится китайская кухня, — сказал Август вместо приветствия.
— Да, — подтвердил Лукас. — Знаешь, большинство людей ждут, пока человек пригласит их войти, прежде чем просто ворваться.
Август бросил на него виноватый взгляд.
— Я не хотел давать тебе возможность обдумать это слишком долго.
Честность Августа была раздражающе милой. Он жестом указал на потертый кожаный диван у стены, и Лукас кивнул в знак согласия. Когда они расположились по разные стороны небольшого дивана, Август поставил между ними пакеты и протянул ему палочки для еды.
— В пакете также есть вилка на случай, если ты не знаешь, как ими пользоваться.
Это сказано почти как вызов, широкая ухмылка расплылась по его лицу, но затем дрогнула и совсем угасла. Лукас разложил посуду из картона и задумался над внезапным отсутствием выражения на лице Августа.
— Ты в порядке? — спросил Лукас.
Август перевел взгляд на него.
— Да. А что?
Лукас схватил контейнер с говядиной и брокколи.
— Потому что за пятнадцать секунд ты перешел от ухмылки, как у Джокера, к виду, будто я пнул твоего щенка. Это слегка обескуражило.
Август пожал плечами, переведя взгляд куда-то за плечо Лукаса.