— Он новый профессор криминальной психологии.
— Почему бы просто не встречаться с копом? — огрызнулся Аттикус, вздымая руки вверх, явно потеряв самообладание.
— Психолог и коп — это не одно и то же, — сказал Адам. — Хватит юлить.
Август пожал плечами.
— Раньше он был агентом ФБР.
Аттикус дико жестикулировал.
— Видишь? — Августу он сказал: — Ты должен быть умным.
Август разинул рот, бросив на Аттикуса язвительный взгляд, после чего сказал:
— Я и правда умный. У меня есть документы, чтобы доказать это.
— Тогда, может, ты возьмешься за ум и перестанешь думать своим членом? — выпалил Аттикус в ответ.
Август ощетинился.
— Мой член никак не влияет на ход моих мыслей. Просто в Лукасе что-то есть...
Адам наклонился, упираясь предплечьями в стол, глаза блестели.
— Что именно?
Август подумал о Лукасе, с его светлыми русыми волосами и зелеными глазами.
— Он... мягкий. Уязвимый. Даже хрупкий. Я хочу... проверить его границы.
— Точно, хрупкий агент ФБР, — хмыкнул Аттикус.
— Он такой и есть. Он профайлер. Он сидел за столом. С ним что-то случилось, и это, похоже, его сломало.
— Ты хочешь проверить его пределы? — спросил Айден, приподняв бровь.
Август издал звук разочарования.
— Ты когда-нибудь просто смотрел на кого-то или что-то и думал: Я хочу это сохранить? Например, я хочу защитить его от внешнего мира, но в то же время его беспомощность и страх так... опьяняют? Я хочу, чтобы он был мягким только со мной.
— О, Господи, — пробормотал Аттикус.
Август знал, что объясняет неправильно. Но он не знал, как сказать, что хочет быть тем, кто разберет Лукаса на части и соберет его вместе. Тем, кто заставит его умолять, но при этом чувствовать себя в безопасности. Идея поиграть с Лукасом, дразнить его, мучить, может быть, заставить его немного поплакать... возбуждала Августа сильнее, чем когда-либо, и он был благодарен за стол, закрывающий его колени.
— Я понимаю, — сказал Адам. — Это то, что я чувствую к Ною. Не беспомощность и страх, это немного хреново — но я не осуждаю — но как только я посмотрел на него, я понял, что он мой. Может, это эволюция?
Аттикус закатил глаза.
— Оставь науку людям, которые знают, о чем говорят. Одержимость — это не эволюция.
Август перевел взгляд на Аттикуса.
— Ну, я знаю науку, и я точно знаю, о чем говорю. Я хочу его. Он уже знает, кто я. Что я. Что может случиться хуже?
— Он использует тебя для поиска улик, а потом разоблачит нас всех? Будет суд, зрелище, эксперимент отца сгорит в огне, и он умрет с позором, — сказал Аттикус. — Просто рассуждаю.
Айден вздохнул.
— Он уже принял решение. Посмотри на него. — Он жестом указал на Августа. — Ты когда-нибудь видел в его глазах сияние, когда он говорит о чем-либо, кроме теории струн или убийства?
Август молча терпел, когда они втроем рассматривали его, как предмет под микроскопом.
— Папа будет в бешенстве, — пробормотал Аттикус.
Адам пожал плечами.
— Может, и нет. Скорее всего, он просто использует это как еще один эксперимент, как меня с Ноем. Ты знаешь, как он любит бросать нас в новые условия и ситуации и смотреть, как мы реагируем.
Айден насмешливо хмыкнул.
— Очаровательные папочкины маленькие лабораторные крысы. Как мило.
— Не многовато горечи? — спросил Адам.
Айден пожал плечами.
— Я просто знаю, что происходит с крысами после окончания эксперимента. Хотя он не убьет нас, он сделает все, что потребуется, чтобы его проект оставался в тайне. Любой, кого ты пригласишь в эту поганую семейку, рискует быть убитым, как только переступит черту. Они должны знать об этом.
Август обдумывал идею, чтобы Лукас стал частью семьи Малвейни. Парень Адама, Ной, влился в семью без проблем. Но он пережил тяжелое детство и понимал, что иногда людей нужно просто убить. Сможет ли Лукас когда-нибудь понять это? Да и он сам хочет этого? Хочет ли он забрать Лукаса и навсегда связать их жизни? Их пути пересеклись только утром.
Но мысль, чтобы оставить Лукаса... оставить его только для себя, заставила Августа внутренне вздрогнуть. Сила того, что такой человек, как Лукас, доверяет такому человеку, как он, распаляла что-то внутри него до такой степени, что он не мог сосредоточиться ни на чем другом. Откроется ли Лукас ему? Станет ли уязвимым перед таким человеком, как он? Сможет ли Лукас довериться ему настолько, чтобы отдаться ему во всех возможных смыслах?
— Мне пора в аэропорт, — сказал Айден, посмотрев на часы.
— Я отвезу тебя, — предложил Адам.
Айден покачал головой.
— Я возьму такси.
— Это поездка в аэропорт, а не предложение руки и сердца. Перестань вести себя странно.
Айден вздохнул.
— Ладно, хорошо. — Августу он сказал: — Дай знать, если эта история с экстрасенсом аукнется тебе, и мне придется скрываться, хорошо?
Август пренебрежительно махнул рукой. Адам и Айден ушли к черному BMW 7—й серии машине Адама. Ну, скорее всего, к BMW Томаса. Адам использовал гараж их отца как свою личную автобазу.
Когда пришла официантка, он протянул ей свою карту, не обращая внимания на Аттикуса, который продолжал сверлить его взглядом из-за стола.
Наконец, Аттикус сказал:
— Ты знаешь, что не можешь этого сделать. Это подвергает всех нас риску.
Август покачал головой.
— Он уже на меня напал. Мы уже в опасности. По крайней мере, работая изнутри, у меня есть шанс изменить его мнение.
— Тебе? Ты находишь пытки людей забавными. Ты активно отключаешься от девяноста процентов мира. Ты часами сидишь в своей голове, пытаясь разгадать загадки, которые большинство людей никогда не смогут понять. Возможно, он любит спорт, или видеоигры, или... не знаю... собирать марки. Даже если бы ты не был хладнокровным убийцей, у тебя с ним нет ничего общего.
Август усмехнулся.
— Не знаю, ему нравится ловить убийц. Я один из них. Это уже что-то, верно?
Аттикус встал, бросив на него последний взгляд с отвращением.
— Господи. Из-за тебя мы все погибнем.
— Верь хоть немного, брат, — сказал Август, его мысли уже блуждали в поисках всего того, что он хотел сделать со своим — как Адам назвал Лукаса? Точно, маленьким экстрасенсом Августа. Ему нужно нанести ему еще один визит.
Сегодня вечером.
ГЛАВА 4
Лукас
Лукас проснулся, как и в большинство других ночей, с криком, сердце колотилось в груди, тело дрожало, пот пропитал простыни и трусы. Кошмары не прекращались, даже спустя месяцы, даже после лекарств, терапии и всех техник, которые он использовал, чтобы оградить свой разум от мучивших его видений. Иногда он спрашивал себя, не это ли все, что осталось. Кровь, боль и страх.
Хотел ли он так жить? Да и жил ли он вообще? Больше похоже на существование. Вставать, идти на работу, возвращаться домой, есть. Просто... мышечная память, просто переживание одного и того же дня снова и снова.
Он потер глаза, затем скатился с кровати и направился в ванную. Он не стал включать свет, ориентируясь по маленькому ночнику возле раковины. Он включил воду в душе на самый холодный режим и шагнул под ледяные брызги, задыхаясь от шока. Он просто стоял с закрытыми глазами, надеясь смыть остатки своих видений.
Женщины кричат, умоляют, плачут. Кровь. Жужжание какого-то мотора, почти как у стоматологической бормашины. Он ударил кулаком в стену, пытаясь прогнать все это, но ничего не получалось.
Наконец, выключил воду, насухо вытерся полотенцем и голый пошел в спальню. Натянул черные трусы-боксеры и вернулся к кровати. Он собирался сменить простыни, но вместо этого опустился на край матраса и уставился в стену.
Его плечо пульсировало. После кошмаров всегда становилось хуже. Возможно, врачи были правы. Наверное, все это было в его голове. Прошло три месяца с момента нападения, когда один из пациентов больницы вонзил осколок стекла в его плечо. Он не предвидел этого.
Внезапно волосы у него встали дыбом, и в глубине сознания зашевелилось ужасное предчувствие об опасности. Он в комнате не один. Он обвел взглядом темноту, уловив фигуру, сидящую в кресле в углу, окутанную тенью.