Израненный «додж» Олафа наконец-то догнал погоню и пристроился в хвост Филу, патрульному под номером 3.
Олаф не унимался.
— Зачем ты сел за руль? — выговаривал он Франки. — Твое место регулировщиком на городской свалке! Бедняга. Фил! Ты ему чуть всю задницу не раскрошил!
В машине что-то грохотало и позвякивало. Время от времени двигатель вдруг терял обороты, но в целом машина шла хорошо.
Ладно, ладно, посмотрим, что ты с ним сделаешь. — Франки, уцепившись за скобу над открытым боковым окном, примирительно отмахивался.
Неожиданно обуявший их бес погони исчез и теперь осталось только раздражение упрямой черной курткой впереди. смеющейся над всем местным участком дорожной полиции. Бешеный мотоциклист начинал сильно действовать на нервы. Но надо отдать должное этому гонщику, шел он уверенно. Видно недаром седалище плющил на своей «ямахе»…
— Слушай. Франки, признайся, — повернул голову Олаф. — ты все-таки наложил в штаны, а?
— Наложил, наложил, на дорогу смотри.
— Благодари Бога, что я завел эту колымагу! — не унимался Олаф. — Со мной не пропадешь! — Договорить он не успел.
Дорога делала поворот, и здесь, пропустив мотоцикл И первую машину, на шоссе неуверенно выполз маленький фургончик. Остановился, увидев машину Олафа, но подать назад уже не успел, не оставалось времени…
Увидев перед собой внезапно появившийся черный борт фургона с дурацкой надписью — «Сундучок мертвеца. Йо-хо-хо! Спиртные напитки Дона С. Тамма» и большой язык чуть пониже, вроде языка Мика Джеггера на пластинках группы «Роллинг Стоунз», — Олаф до отказа вжал в пол педаль тормоза.
Визг шин об асфальт будто прострелил воздух.
Удар. Затрещал рвущийся металл. Брызнули осколки лобового стекла. Фургон, принявший удар левым бортом ближе к заднему колесу, завертелся пропеллером и рухнул набок в кювет. А многострадальный «додж», разметав в разные стороны стекла и куски крыльев, проскользил дальше по дороге и остановился, замерев…
— Ну дела, — сумел только выговорить Олаф, ошарашенно глядя сквозь разбитое ветровое стекло.
Весь передок «доджа» был разбит вдребезги, будто в капоте рванул хороший пороховой заряд. Левое крыло отсутствовало, совсем обнажив стертое колесо. Но двигатель, как ни странно, еще не развалился. По лицу Олафа стекали тоненькие струнки крови из порезов от осколков стекла. Франки успел закрыться рукой при ударе и теперь осматривал, насколько она пострадала.
Мимо пронесся с воем патрульный Томкетт, махнув им рукой.
— Похоже мы еще живы. Франки. Это главное, — просипел Олаф, посмотрев на друга.
У него неожиданно сел голос. Его взгляд, бессмысленно пробежавший вокруг, остановился на двигателе…
Включилось полицейское радио.
— Говорит третий. Олаф опять вышел из строя.
— Ну уж нет! — пошел на принцип Олаф. Он уже сбросил оцепенение и оживился.
Зажигание. Сцепление. Болезненный скрежет — так, наверное, умирал бы несгораемый сейф, если бы был существом одушевленным. Франки с удивлением посмотрел на толстяка.
— Олаф, ты серьезно? Нет, теперь уж точно не заведется.
— Помалкивай…
— Зажигание. Сцепление.
Неожиданно двигатель чихнул, выпустил струю дыма и завелся.
Франки восхищенно хмыкнул. Они с Олафом переглянулись.
— У нас хоть колеса-то остались?
— Не знаю…
Олаф осторожно повел хромающую и стонущую машину по шоссе.
Шипение. Щелчок.
— Я второй, рано хороните, парни! Продолжаю преследование.
Макс сидел за рулем, откинувшись на спинку сиденья и глядя на дорогу, слушал дальнейшее развитие событий в «пьесе». Он был рад за Олафа и Франки, не сомневаясь в их профессионализме, как и в профессионализме остальных, но финал ему все же представлялся неожиданным и далеко не таким, как хотелось бы…
— Говорят третий. Эй, Олаф, вы что, отталкиваетесь ногами?
Шипение. Щелчок.
— Что-то вроде того. Не отвлекайся. Фил, догоним скоро…
Макс задумчиво ожидал развязки, не отрывая взгляда от дороги, волнами уходящей за размытый потоками горячего воздуха горизонт. Казалось, что дорога висит над землей.
В Сент-Джордже, на том пятачке, где стояла автозаправочная станция и находился мелкий ремонт автомобилей, было пока тихо. Молодая женщина вышла из одинокой будки телефона, стоявшей здесь же, и подошла к своему маленькому ребенку, копошившемуся в коляске. Она усаживала его поудобнее, когда рядом с тарахтением остановился мотороллер. С него слез крепкий немолодой мужчина с легкой небритостью и следами обильного возлияния на лице. Мужчина, чем-то сильно раздраженный, решительно направился к коляске.