— Четвертый столик свободен, — сокрушенно сказал он, тяжело опускаясь в кресло.
— Боже мой! — воскликнула Клэр, приложив к блеснувшим глазам платочек размером чуть больше почтовой марки. — Вы о том человеке? Ну, вы не лучше Боба! — Отрезвленная его спокойным взглядом, она добавила: — Он вышел сразу за вами.
Армстронг сделал знак официанту. Лучше пока замять это дело. Пусть она успокоится, в ближайшие четверть часа ее ничто не должно огорчать. Но за кем следил рыжий сейчас, за Клэр или за ним?
С минутным опозданием прибыл Хансен в сопровождении Мириам и приземистого малого, на вид отпетого хулигана, в грозящей лопнуть по швам кожаной куртке. Трио с достоинством продефилировало мимо Армстронга, взглянув на него, как на пустое место, и заняло столик в глубине зала, левее.
Болтая с Клэр и одновременно стараясь не пропустить все еще отсутствовавшего соглядатая, Армстронг дал Хансену с друзьями время на то, чтобы пропустить по стаканчику, затем встал и помог своей даме надеть манто.
Они направились на выставку и провели два часа среди впечатляющих голограмм-экспонатов, наблюдая демонстрацию передвижной телеустановки с десятифутовым экраном. Они сошлись во мнении, что цветовая насыщенность и объемность изображения выше всяких похвал. Телевидение почти достигло предела своих возможностей.
Оттуда они направились в ночной бар, а затем Армстронг на своей машине отвез Клэр домой. По дороге ничего не случилось, и до самого возвращения к себе он не замечал Хансена или еще кого-нибудь. Чувствуя раздражение оттого, что ничего необычного не происходило, Армстронг задумался: а не слишком ли он драматизирует всякие пустяки?
Мысленно перебирая детские воспоминания, Армстронг подумал, что всегда и во всем был воплощением нормальности. Ни живостью ума, ни причудливостью фантазий, ни вздорностью капризов он не превосходил любого здорового ребенка. Лишь позже он развил в себе свою одержимость и склонность к мрачным предчувствиям. Почему, почему, почему? Он сердито смотрел в стену, которая, казалось, молча вторила: «Почему, почему, почему?»
Начало светать, затем наступило утро, а он все ломал голову над одними и теми же вопросами, с томительной безысходностью не находя на них ответа. Усталый, он тупо слонялся по квартире, пока наконец в половине одиннадцатого не позвонил Хансен.
— Я потратил на это дело много времени, — заявил Хансен, — зато впервые оказался участником целой кавалькады.
— Что значит «кавалькады»?
— Возглавляли ее вы и ваша подруга. Затем — тип, который следил за вами. Провисев у него на «хвосте» целый час, я вдруг обнаружил, что кто-то висит на «хвосте» у меня. Поэтому мы с Питом разделились, и, таким образом, я отвязался от этого последнего шпика. Он прицепился к Питу, а я последовал за ним. Выстроилась такая цепочка: вы, затем ваш «хвост», затем Пит, затем тот, другой тип, затем я. Хорошо еще, что вам не взбрело в голову кататься всю ночь — к утру за вами таскалась бы половина Нью-Йорка.
Армстронг нахмурился. Этот рассказ озадачил его вконец.
— Что дальше?
— Первый отстал, когда вы приехали домой. Топтун отправился на подземную стоянку на Восьмой авеню, пересел в другую машину и поехал вот по этому адресу на Сайпрес Хиллз. — Хансен зачитал адрес, затем продолжил: — Конечно, остальные участники парада тоже побывали на Сайпрес Хиллз: там Пит бросил все и отправился домой. Тот, кто следил за Питом, последовал за ним, но на полпути отстал. Для этого Мириам пришлось проделать прямо-таки цирковые номера с нашим автомобилем. В результате остались двое — этот последний хвост и я. Ни за что не угадаете, куда он меня привел.
— Куда? — осведомился Армстронг.
— Четвертый этаж Манхэттенского банка. Он вызвал ночной лифт с таким видом, будто направляется к себе домой. Дальше идти я не мог.
— А что находится на четвертом этаже?
В первый раз на длинном лице Хансена появилось какое-то выражение: странная смесь разочарования и приятного предвкушения того, что он сейчас скажет своему собеседнику.
— Судя по индикатору, лифт действительно остановился на четвертом этаже. К тому же в окнах четвертого этажа горел свет… — Хансен, словно дразня собеседника, умолк. — Весь четвертый этаж, как оказалось, занимает местное отделение ФБР.
— Что? — вырвалось у Армстронга.
— То, что слышали. — Хансен опять был невозмутим. — И поэтому я считаю своим долгом поинтересоваться: что все это значит и во что вы меня впутали?
— Мне-то, черт возьми, откуда знать?! — Почти сразу Армстронг почувствовал, что произнес не те слова, которые следовало.