Титания приветственно махнула ему. Оберон повернулся.
— Ха, приятель Барбер! — воскликнул он. — Ну, соня, проходи, проходи!
Еще одно блюдо появилось перед королем. Тот переложил часть содержимого на другую тарелку и передал лакею.
— Для Барбера, с нашими королевскими благодарностями, — сказал он.
Один из трубачей тут же ответил трубными завываниями, похожими на испорченный военный марш.
Барбер осмотрелся в поисках стула. Но, кроме тех, на которых сидели король и королева, в комнате больше ничего не нашлось, и он понял, что придется есть стоя. В тарелке оказалось что-то бледно-синее, густо приправленное лепестками фиалки. Барбер, который никак не мог привыкнуть к английской привычке есть сласти на завтрак, счел блюдо совершенно отвратительным. К счастью, его желудку не грозили наихудшие последствия королевской щедрости: не успел он сделать и пары глотков, как Оберон поманил его пальцем.
— Внемли сюда, Барбер…
Все, что король хотел сказать, утонуло в очередном реве хора трубачей. Титания знаком велела забрать у Барбера блюдо. Оберон скривился и стукнул кулаком по столу, но как только трубный глас прекратился, королева не замедлила ответить.
— Повелитель и возлюбленный друг мой, — подобно колокольчику прозвучал ее голос. — Вы совсем не думаете о госте. Существо, которое отбрасывает тень, нуждается в более питательной еде.
Она протянула тарелку одному из своих лакеев.
— С нашей королевской любезностью, мастеру Барберу, быть может, он предпочтет именно это блюдо.
Барбер попробовал угощение, оно оказалась со вкусом стейка.
Оберон хлопнул себя ладонью по лбу.
— О, мои извинения, Барбер, мы жаждем вашей милости. Теперь по поводу этих, как их, кобольдов.
— А что такое? — спросил Барбер, перестав жевать.
— Мы опасаемся, что они куют мечи, чтобы погубить наше королевство. От их холмов доносятся удары молотов о наковальни, но звучат так подозрительно, как будто они не старую добрую бронзу куют, а самое настоящее… железо.
Последнее слово он произнес медленно и тихо, и в этот момент один из лакеев выронил тарелку.
— Я все еще не понимаю… — протянул Барбер.
— Да останови же их, помешай им, разрушь их плутовские козни! Тебе, смертному, легко будет управиться с этим.
Философ брауни на другом конце стола задергался, как чертик из табакерки.
— Ну, хорошо, говори, разрешаю, — вздохнула Титания. — Но учти, не дольше двух минут.
— Милостивый государь, милостивая государыня, — пропищал он. — Совершенно ясно, что этот подменыш, стоящий перед вами, разбирается в сложившейся ситуации не лучше, чем свинья в яблоках. Что делать, спрашивается? Ведь Ваше Светлейшество не сможет отдавать ему приказы, когда этот малыш поймет, какое тяжкое на него ложится бремя.
Он поклонился Барберу и запищал дальше:
— Эти кобольды — племя, которое перестало с нами общаться, и они чересчур трудолюбивые. Я бы вывел из этого…
— Гм! — громко произнес Оберон.
Философ брауни поспешно поклонился три раза.
— Сейчас в умах этих скотов царит уверенность, что они одни во всей Волшебной стране обладают властью над железом. Они испытывают от обработки этого металла чрезмерное тщеславие, предпочитая его всем другим, из-за чего…
Титания молча подняла два пальца.
— Да, милостивая государыня… В общем, при первой же возможности они могут пустить в ход свои мечи. И если они сделают это, Волшебную страну ждет самый ужасный раздор и кровопролитие, по сравнению с которыми даже частые формирования…
Бац! Кулак Оберона ударил по столу.
— Хватит болтать! Вот в чем проблема. Мы, эльфы чистой крови, не можем идти к Кобольдским холмам, от которых смердит этим проклятым металлом. Таким образом, мы отправляем туда тебя в качестве нашего полномочного представителя.
Барбер уловил легкий акцент на слове «чистой».
— Хотите сказать, что у меня нечистая волшебная кровь? — спросил он с сомнением.
— С чего ты это решил, верный Барбер? — Оберон засмеялся, но его смех резко оборвался, когда он увидел серьезные лица остальных.
— А кем была ваша мать, господин? — спросила Титания нежным контральто.
— Я… не знаю, — ответил Барбер. Он, конечно, предполагал, что у него, как у любого человека, кроме родителей, должны быть бабушки и дедушки. Однако безуспешные попытки разузнать свою родословную грозили свести его с ума, а стать пациентом психушки он пока не спешил.
Оберон продолжил объяснять.