Глава 5
Парк с причудливыми деревьями в горшках и цветами выше человеческого роста тянулся от башни много дальше, чем предполагал Барбер.
К кому бы Барбер ни обращался, никто не мог дать ему хотя бы мало-мальски здравомыслящего совета, как пройти к Кобольдским холмам.
— Идите дальше, как придете, спросите, — отвечали ему. — Палочка вам поможет.
Куда «дальше»? Кого спросить и когда?
Тем не менее в какой-то момент желание осведомиться у кого-нибудь стало насущной необходимостью. Шагая по аллее, образованной двумя плотными рядами живых изгородей, он достиг развилки, перед которой раскинулась круглая клумба, засаженная огромными цветами. За клумбой живая изгородь расходилась в стороны, так что он должен был выбрать между тем, чтобы свернуть направо или налево. Трава не давала никаких подсказок. В обоих направлениях она казалась одинаково высокой и нетоптанной. Вокруг было тихо, луна сияла холодным светом, ни звука, ни движения, ни малейшего ветерка.
— Эй! — крикнул Фред Барбер.
Никакого ответа. Ни даже эха, поскольку листва приглушала его голос.
Равнодушие этого пейзажа действовало на нервы. Он обратился к цветкам циннии, возвышавшимся над его головой на длинных стеблях.
— Хоть бы вы сказали мне, как найти Кобольдские холмы, — сказал он громко.
Как будто цветы могли ему ответить. Будь оно все проклято! Как это несправедливо. Он вспомнил давнишний случай из жизни в колледже, когда кто-то высыпал чихательный порошок в вентиляцию столовой, где в тот момент готовился обед.
Очень смешной случай. Но не для Фреда Барбера, который был старостой и знал, что если этот юный подлец не признается, никому в колледже не разрешат уехать в родительский день. В итоге ему пришлось взять вину на себя.
Он осуждающе направил трость из слоновой кости на циннию.
— Черт возьми, разве вы не понимаете, что даже в ущерб себе можно помочь всем? Так в какой стороне Кобольдские холмы?
Цинния вежливо склонила свои головки вправо. Барбер внимательно посмотрел на другие цветы, росшие рядом. Ни один из листочков, ни один цветок не качнулся, да и ветра не было.
Он указал палочкой на лютик размером с ковбойскую шляпу.
— Ты подтверждаешь это? — требовательно спросил он.
Огромный цветок выдержал его взгляд, оставшись неподвижным и безразличным. Что и требовалось доказать.
У Барбера вдруг зачесались лопатки, да еще там, куда трудно было дотянуться. Он потер их набалдашником волшебной палочки, явно нащупывая бугорки, которые, если верить Ангусу, были не чем иным, как растущими крыльями. Фред Барбер с крыльями! Можно вообразить, какой поднимется переполох в посольстве, если он заявится с парой огромных, украшенных перьями отростков, торчащих из его плеч. Заодно представил противный смех старого Хаутона, самодовольное лицо которого вечно похоже на морду овцы. Интересно, крылатый человек имел бы право старшинства на обеде у военного атташе? Насколько он разбирался в чиновниках собственного посольства, этот вопрос мог вызвать нешуточные дебаты на целый рабочий день.
«Увы, этот вопрос придется отложить, и как бы не навсегда», — подумал он, замечая, что живая изгородь впереди опять расходится в две стороны. На самой развилке, рядом с цветами, росшими вперемешку с деревьями в горшках, он увидел человека, или, по крайней мере, человекоподобное существо, стоявшее на голове. Голова его была неправдоподобно большой, так что этому типу, казалось, было весьма удобно стоять на ней, сложив руки и ноги. Услышав шаги Барбера, существо открыло большой зеленый глаз.
— Прошу прощения, — сказал Барбер. — Не могли бы вы мне подсказать дорогу к Кобольдским холмам?
— А зачем тебе туда? — спросило существо.
— Дело государственной важности, — для значимости ответил Барбер.
Существо зевнуло — это выглядело весьма забавно в его положении — и открыло второй глаз.
— Неоригинальное уточнение, друг мой. Я это слышал вот уже от сорока девяти смертных, что были здесь. У всех них были дела государственной важности. Сорок девять. Семь раз по девять. С меня достаточно.
— Вы плохо знаете арифметику. А за каким делом я иду, это мое дело. Так как мне туда попасть?
Существо открыло третий глаз посреди лба.
— Все не так. Это в тебе говорит любовь смертных к точности и порядку. Никто лучше меня не знает о борьбе Оберона с кобольдами. Это мартышкин труд. Пустая трата времени. Кстати, ты заблуждаешься и насчет красок вокруг. Вон та синюшная трава в овощной лавке называется зеленью.