Барбер, лениво доедая остатки завтрака, думал о том, что прямолинейность этой дочери природы, возможно, была обусловлена определенными правилами взаимоотношений, не столько между разными народами, сколько межличностными. Было что-то специфичное в этих связях между обитателями Волшебной страны. Во всяком случае, так он решил, вспомнив крылатую фею во дворце Оберона, а теперь столкнувшись с этой особой — обе они фактически бросились на него. А ведь он не мог польстить себе, решив, что причиной этому стала его особая привлекательность, данная от рождения.
Еще были Джиб и Сирил, оба невероятно занятые, они с готовностью бросили свои никчемные дела только тогда, когда он попросил их об этом правильным образом. Все происходило так, будто психологическая реакция жителей Волшебной страны работала, как торговый автомат: ты бросаешь в него монетку, и если она не поддельная, получаешь жвачку. Впрочем, нет, не совсем. Кажется, были некоторые отклонения от стандартной реакции. Он вспомнил, как Титания менялась в лице в ответ на колкости Оберона, и как настроение Малацеи металось от слез до счастливой улыбки. Это было скорее похоже на игру в шахматы. Ты делаешь ход королевской пешкой по своему личному желанию, а твой противник, хоть и не обязан поступать именно так же, должен выбирать ход из серии стандартных, чтобы не оказаться под угрозой.
Если это верно, и верно все то, что он делал до сих пор, Малацея только что подсказала ему ход ферзем. Съесть несколько высохших слив — и сам черт ему будет не страшен.
Сейчас он как никогда нуждался в защите, после того как потерял палочку Титании. А ведь в своих словах царственной леди о «жестоких страданиях и ниспровержениях», которые последуют в результате ее потери, он не сомневался. Действуй!
Слива росла именно там, где сказала Малацея. Дерево стояло в сторонке, само по себе — быть может, потому что ни одно из ветвистых обитателей леса не желало приблизиться к чудовищу. Это было очень старое сухое дерево, сплошь усыпанное розовыми пятнами грибка, покрывавшего даже его редкие листья.
Барбер перебрался через ручей и осторожно приблизился, готовый в любой момент броситься назад. Какое-то время ушло на то, чтобы вообще разглядеть хотя бы какие-то плоды на ветвях. После долгих поисков он обнаружил, наконец, две сухие, морщинистые, но все-таки сливы. Палочку же он так и не увидел. «Возможно, слива полая, и палочка спрятана внутри», — подумал он. Было бы интересно это узнать, как, впрочем, неплохо было бы срубить само дерево, а то и вовсе превратить мистера Сливу в груду щепок. Но у него не было топора, и даже ножа или спичек, чтобы ради эксперимента спалить это жуткое существо дотла, а его опыта бойскаута, к сожалению, недоставало для того, чтобы добыть огонь трением.
Вскоре Барбер убедился, что дотянуться до слив невозможно. Осмотревшись, нашел сухую ветку, но та оказалась недостаточно длинной. Он несколько раз запустил ею, надеясь сбить плоды, но безуспешно.
Тогда Барбер отшвырнул ветку, поплевал на ладони и, обхватив ствол, пополз наверх. Кора, казалось, шевелилась под его руками — вероятно, разыгралось воображение. Но уродливые листья зашелестели над головой, а старый, но крепкий ствол закачался, как будто пребывая во власти штормового ветра. Слушая гневный скрип, Барбер уже не сомневался, что именно его попытка взобраться стала тому причиной.
Ветка с плодами была самой верхней, и, чтобы дотянуться до нее, Барберу пришлось принять неудобную позу, скрестить ноги и опереться рукой на ветвь пониже. Он подтянул к себе верхнюю ветку и все равно не смог дотянуться до слив. Пришлось отпустить руку, которой он держался за ствол, и попытаться достать плоды. Но сливы, будто нарочно, уплывали из его пальцев. С четвертой попытки все же получилось, и он сразу спрятал их в карман. Еще одно секундное усилие — и Барбер спрыгнул на землю.
Вблизи сливы выглядели еще более неаппетитными, чем на расстоянии, опробовав их на зуб, он убедился, что на вкус они еще хуже, чем самый кислый чернослив. Но, что поделаешь, раз уж надо…
Хр-руусь! Он вовремя посмотрел вверх: здоровенная сухая ветка, сорвавшись с верхушки пораженного болезнью дерева, летела прямо на него. Он отпрыгнул, как кузнечик, и спрятался под сенью вполне дружелюбного на вид дуба, где поспешил закончить неприятную трапезу. Доев сливы, он заметил, что жакет стал еще более тесным в спине. Вероятно, крылья подросли, но поскольку и сейчас они были бесполезными, он отправился пешком, намереваясь идти вдоль берега реки.
На рассвете в лесу было очень тихо, почти так же тихо, как в странном парке, через который пролегал его путь прежде. Без всяких происшествий Барбер шел несколько часов, пока деревья на левом берегу не начали редеть. Между их стволами он заметил желто-коричневые линии, образующие нечто целое и большое. Он направился туда. Подойдя ближе, вдруг понял, что эти мазки, принятые им за вспаханное поле, в действительности оказались разрушенными коричневыми стенами какого-то глинобитного строения. Его обступили ряды надгробий одинакового размера, за исключением одной огромной могильной плиты в ста ярдах от него, которая возвышалась у подобия ворот.