Скоро у него отрастет длинная борода и… Постой-ка! — возможность спасения была. Его крылья. Те самые шишки на лопатках продолжали расти. Барбер вывернул шею, чтобы посмотреть через плечо. Жакет на спине вздулся так, будто под ним вырос горб. Барбер попытался задействовать новые мышцы, отросшие на лопатках, и убедился, что выпуклости зашевелились. Интересно, проклюнется ли способность летать вместе с крыльями, или ему придется учиться использовать крылья, прыгая с какого-нибудь высокого места, как это делают орлята, выпадая из гнезда. А если не получится, кто поймает его?
Задумавшись над этим вопросом, он прозевал начало заката. Только когда тень Барбера вытянулась по безликой равнине, он понял, что придется заночевать прямо здесь. Он ожидал, как сказала Малацея, что это будет прогулка на час или два, но все оказалось совсем не так. Вся надежда была лишь на то, что просто произошла ошибка — дриада могла и не знать о существовании этой пустыни; но все же страх перед бесконечной равниной не отпускал Барбера, только и ожидая момента, чтобы заполонить собой весь разум.
Барбер не мог надеяться на чью-либо помощь. Так или иначе, он застрял здесь на всю ночь. Он остановился и сел, выжидая, пока красный огненный шар спрячется за горизонтом, затем выудил еду из котомки. В отличие от ночи в лесу, небо здесь было ясным и усыпано звездами, хотя, глядя вверх, Барбер не узнавал ни одного созвездия.
Делать было нечего, он поерзал плечами и ногами, сделав удобную выемку в песке, и лег спать.
Солнце разбудило его, ударив прямо в глаза. Он поднялся со своей неудобной постели и осмотрелся. Вдали виднелась волнистая линия, которая могла быть только Кобольдскими холмами — его конечной целью. Крик восторга, вырвавшийся из груди Барбера, растворился в безмерном пространстве. Выпросив у котомки флягу с водой, он бодро направился к холмам.
Глава 8
Задолго до того как холмы стали увеличиваться в размерах, Барбер услышал доносящийся от них гул. Ритмичные и настойчивые металлические удары, набирая то высокий, то низкий тон, звучали словно безумный вальс, отдаленно напоминая мотив «Голубого Дуная». По мере того как звуки становились все ближе и громче, к ударам присоединился звучащий в унисон хор мужских голосов, от тенора до баса, поющих неразличимые слова. Повсюду разлеталась их то жизнерадостная, то грустная песня, но по-прежнему это был ритм в три четверти такта, и несколько раз Барбер ловил себя на том, что в этом напеве действительно есть что-то знакомое.
Местность изменилась. Теперь вокруг были сплошные обрывы и косогоры; вместо клочков пыльной травы и кустарников пошли дубы, березы, сосны. Барбер уже окончательно уверился, что достиг своей цели. Непрерывная песня и ритмичные удары раздавались то с одной, то с другой стороны. Когда он заметил внизу окруженную густым лесом лощину, внезапно раздавшийся грохот заставил его вздрогнуть, и Барбер чуть не сорвался с очередного косогора. Среди деревьев, растущих на холме впереди, он заметил множество свежих пней, а выше, на склоне среди густых ветвей, — яркие всполохи жаркого красного света, бросающие вызов умирающему солнцу.
Что там происходит? Но стоит ли рисковать, отправившись прямиком в ловушку? Барбер мгновение колебался, и все же решился. В конце концов, всегда можно вернуться, да и другого, более разумного плана у него не было. Он заметил, что в тут сторону, где что-то сверкало, протоптаны стежки небольших тропинок, перекрещивающихся среди деревьев и исчезающих во мраке леса.
Пока он рассматривал дорожки, ему в голову пришла мысль, что при всем поразительном разнообразии Волшебной страны четко прослеживалось одно несомненное сходство. Здесь не было никакой возможности действовать самостоятельно: что бы ты ни делал, независимо от этого, все равно придется найти именно тот единственный путь или метод, который приведет к нужному результату. Встреча с трехглазым привела его сюда… Сгорая от любопытства, Барбер подумал: не было ли знакомство с Малацеей задачкой в таком же ключе… В итоге Барбер развернулся и все-таки начал карабкаться к источнику мерцания.
Как только он добрался до вершины косогора, новая нота, высокая, как у свирели, присоединилась к ревущей мелодии хора. Это была птичка, козодой, с идеальным мастерством исполнявшая свою партию, в которой Барбер признал «Шум леса» из «Зигфрида».
Мелодия звучала, словно предупреждение. Но отступать уже было поздно. Он глубоко вздохнул, с трудом поднялся на каменистую кручу и увидел узкий ход. Гладко отполированный каменный пол туннеля уходил вниз и привел Барбера в большой зал, верхние пределы которого терялись в дымном полумраке. Все вокруг было заставлено столами, а над ними строгими рядами были подвешены рожки огненно-красных факелов.