Барбер вынырнул на поверхность. Попытался глубоко вздохнуть, но вместо этого разразился судорожным кашлем, исторгнув из себя приличную порцию воды, прежде чем получил, наконец, долгожданную порцию воздуха. Силы покинули его, и он, по-собачьи двигая ослабевшими руками, направился к берегу.
Яркая луна Волшебной страны сверкала в вышине, освещая тенистые, поросшие лесом берега. Что-то подобное он уже видел. Когда? Где?
Кажется до погружения, до того как превратился в лягушку. Он тут же сообразил, что ему вернулся прежний облик. Поэтому он едва не задохнулся под водой, да и умение плавать явно растерял. Но неважно, лягушка он, или человек; все мысли Барбера были о том, что он не сумел спасти Арвиколу. Произошла метаморфоза, или формирование, как это называли в Волшебной стране. И пути назад уже не было.
Что-то стесняло ему спину, сильно мешая движениям. Его колени стукнулись о дно. Чтобы не скатиться обратно в воду, дальше он заставил себя ползти. И, добравшись до сухой земли, Барбер был удивлен, что все еще держит в руке палочку Титании. Потеряв остатки сил, он перевернулся на спину, но что-то мешавшее сзади заставило его взглянуть через плечо.
Шишки, которые впервые появились еще во дворце Оберона и набухли, когда он был в Пещерах Кобольдов, теперь, наконец, лопнули. Под лопатками торчала пара хорошо развитых крыльев. С усилием протянув руку к одному из них, он убедился, что у крыльев есть кости и мышцы. Неизвестное ранее телодвижение, сопровождаемое вздохом, помогло ему полностью расправить их и осмотреть во всей красе.
Это были крылья летучей мыши.
Глава 15
Все еще сжимая в руке палочку, Барбер некоторое время смотрел на нее, и наполовину не понимая смысл ее назначения, такая захлестнула его волна отвращения и ненависти к себе. Крылья летучей мыши! Это многое объясняло. Его превратили, или он сам поневоле превратился в какое-то подобие дьявола, обреченного на то, чтобы причинять бедствия всем вокруг.
Это было единственно возможное объяснение той цепи бедствий, которая обрушилась на него. Если бы не его одержимая настойчивость и откровенно рискованный визит в Пиявкию, Арвикола беззаботно жила бы и дальше. И оба недалеких, но отважных рыцаря — они тоже погибли из-за его беспечности в обращении со светом. Он снова подумал о девушке, которая хотела помочь ему… А чем он отплатил? В какой-то момент он готов был снова нырнуть в воду. Мертвые пиявки плавали на ее поверхности, нарушая красоту лунной дорожки. Нет, будучи снова человеком, он уже не сможет вернуться туда, в мир раков, пиявок и водяных полевок. Пройдя через метаморфозы, он стал одним из Богов водного мира и, как большинство богов, на самом деле был ограничен в своих возможностях помочь тем, кто стал ему дорог. Можно только сделать еще хуже и без того несчастным жителям этого безумно устроенного мира. Он вспомнил и Ноя Фоссета с его тающим запасом железных инструментов, о разоренных кобольдах, даже при том, что они, возможно, заслужили этого. Даже фея дерева Малацея…
— Я знала, я знала, — услышал он голос. — Кто посмеет сказать, что я не умею предвидеть? Пусть даже у него большая борода.
Барбер вскочил, опершись на «локти» собственных крыльев, замахал ими, и вот уже карабкался по дереву, продираясь между ветвями. Этот сладкий голос мог принадлежать только девушке, о которой он только что подумал. Он посмотрел вниз: ну конечно же, это она: стоит и смотрит, протягивая к нему руки. Внезапно осознав собственную наготу, о которой даже не задумывался, пока был лягушкой, он обернул себя крыльями, став похожим на горгулью.
Малацея затряслась от смеха, глядя на него, затем успокоилась и стала серьезной.
— Я умоляю простить меня, — воскликнула она. — Я совсем забыла, что смех заставляет вас, смертных, сердиться. Если твои законы поведения приказывают тебе простить мою ошибку, я буду признательна. Если же нет, я с радостью стерплю все твои обвинения.
Пришлось заверить ее, что все в порядке.
— Я не собираюсь ни в чем обвинять тебя, — сказал Барбер. — Мне нужна только одежда.